БЕЛАЯ ТЕНЬ, ИЛИ ИСТОРИЯ СЕВЕРНОГО ВОЛКА

[Nibelung111]

Глава 1. Вечер в лесу.

 

В предвесеннем, бело-буром лесу дул промозглый ветер, качая мокрые ветви уставших мёрзнуть деревьев. Мокрый снег просевшими сугробами холмился между стволов, словно ноздреватая вата, в синевато-серых сумерках пасмурного вечера. Откуда-то очень издалека, словно из минувших сезонов, доносился стук дятла, не нарушавший, а словно бы оттенявший царившую в Лесу Цветущих Мхов тишину.

 

По еле заметной в снегах тропинке беззвучно пробирался одинокий путник. Сторожкий шаг, чутко подрагивающие уши, удобная и функциональная одежда без излишеств и торчащая из-под маскировочного «зимнего» плаща рукоять меча выдавали в идущем воина. Вот путник оглянулся, прислушиваясь к чему-то в глубине чащи, и стало видно, что это – белый как снег волк с глазами голубыми, как северное небо. Белая с разводами одежда сливалась с его густым мехом, а сам он почти не выделялся среди светотеневой мозаики леса.

 

Внезапно какой-то звук прервал симфонию тишины. Стало видно, как волк мгновенно напрягся и метнулся под сень огромного бука…

 

 

 

…Прижавшись к мокрому морщинистому стволу могучего лесного великана, я принялся усиленно вслушиваться в лесные звуки. Дробь дятла… треск какой-то хворостины… вот, опять..! Как будто кто-то кричит! И правда, откуда-то спереди и сбоку из густеющих сумерек донёсся тихий жалобный крик. Что же там происходит? Поправив за плечами меч и положив лапу на рукоять кинжала, я двинулся в ту сторону. Тихо прошелестели кусты, хрупнул под лапами снег, вокруг сомкнулись деревья. Спустя несколько десятков осторожных шагов мои уши уловили какой-то шум, возню, ругань… и снова чей-то вскрик! Словно бы кого-то слабого ударили… Ещё минута, и я, закутавшись в маскировочный плащ, лежал за кустом на краю небольшой полянки, на которой вокруг затоптанного кострища толклись несколько премерзкого вида существ. Ободранные, плешивые крысы, злобный хорёк с ржавой рапирой, закутанная в какие-то лохмотья от хвоста до носа невероятно тощая ласка…итого, где-то восемь зверей. Но кто же кричал..?

 

Вдруг дюжая крыса в помятом шлеме и с иззубренной саблей на поясе отступила в сторону, и я увидел привязанного к пню мышонка нескольких сезонов отроду в рваной одежде. Малыш вырывался, пытался освободиться от веревок, но пинок крысы заставил его вновь вскрикнуть и завалиться на бок в мокрый талый снег. Я заметил, что лапа у крысы была замотана грязным платком, на котором проступила кровь. Поправив повязку на лапе, крыса с руганью и криком: «Вот тебе, кусачее отродье!» вновь пнула мышонка. Однако, тут весело. Банда каких-то отморозков схватила малыша и теперь издевается над ним. И куда они его тащат? Ну, куда бы не тащили, а дальше с ними он не пойдёт. Кинжал удобно лёг в лапу…

 

Между тем, часть крыс отправилась собирать раскиданные в беспорядке вещи на другом краю поляны, хорёк с лаской принялись остервенело делить остатки какой-то отвратительной жидкости в замурзанной бутыли, а жирный крыс, баюкая свою укушенную лапу (молодец кроха!), подошёл почти вплотную к моему укрытию. Его мутные глаза на миг расширились, когда вздыбившийся у его лап снег превратился в огромного белого зверя, и уставились в вечность. В следующий миг окровавленный кинжал льдисто-огненной искрой пронёсся через поляну и вонзился прямо в пасть ласке, навек заглушив в ней ругательства. Древний Вольфклинг покинул ножны. Серебряная дуга перечеркнула хорька и, прежде чем его тело коснулось грязного снега, я был уже рядом с мышонком. Рассеченные верёвки спали с малыша, и он тут же отскочил подальше, но не убежал, а схватил воткнутый кем-то из бандитов в ствол нож и выставил его перед собой. Коротко звякнул благородный металл, мой меч с хрустом переломил ржавый тесак и сразил крысу, вторую… Взмах метрового клинка отшвырнул дротик, но второй оцарапал бедро и воткнулся в пень аккурат там, где за мгновение до того сидел маленький пленник. Вовремя я, однако… Одним броском я преодолел расстояние до врага, холодной молнией сверкнул в сумерках меч, двое противников лишились своих голов. Последняя крыса, вереща от ужаса, бросилась в лес, но я догнал её одним прыжком. Разлетелось выставленное крысой копьё, чистая сталь нашла чёрное сердце.

 

 

 

На краю залитой кровью и усеянной телами врагов поляны стоял огромный волк. В сгущавшейся темноте белел его мех, слабый ветерок колыхал плащ, похожий на облако тумана, поблёскивал окровавленный меч. Словно призрак из снежных дебрей Севера явился покарать злодеев… Холодным огнём горели синие, как сапфир в эфесе родового меча, глаза.

 

 

 

…Ну, вот и всё. Они заслужили свою участь… День прожит не зря. На бесконечном пути моей судьбы появилась маленькая спасённая жизнь. Кстати, где он?

 

Обернувшись, я увидел, что мышонок испуганно бежит ко мне, сжимая в тоненькой лапке ножик. А из-за деревьев вываливаются на злосчастную поляну новые бандиты…десятки врагов! Так это была лишь малая часть здоровенной банды! Меч, как живое существо, снова напрягся в моей лапе, словно бы самостоятельно принимая боевую стойку. Глаза уже наметили цели. Глухое рычание вырвалось из широкой груди. Они пожалеют, что посмели прийти сюда, тупые, никчёмные, трусливые твари… Но их слишком много для одного, даже для такого опытного воина, как я. И к тому же со мной ребёнок… Нет, они не получат его снова. Вступать в схватку со всеми равносильно смерти, а погибнуть я не имею права, я должен спасти малыша. Значит, придётся пробиваться и отступать. Говорят, где-то в этих лесах, в той стороне, куда я шёл, есть какая-то крепость... Во что бы то ни стало я должен доставить его туда. И я это сделаю.

 

 

 

…Многоголосый хор отвратительных голосов заставил вздрогнуть древний лес. Безобразная оборванная орда мерзких разбойников грязной волной растекалась по поляне, окружая застывшую, словно вылепленную из снега, фигуру огромного белого волка с длинным мечом в лапах, заслонившего собой сжавшуюся крошечную фигурку мышонка с ножичком…

 

….Они заходят с флангов и тыла, желая окружить нас. Ничего, меч быстро прорубит дорогу… Только бы они не начали метать дротики и стрелять, иначе – всё.

 

Случайно перехватив плотоядный жестокий взгляд одной ласки, устремлённый на скорчившегося позади мышонка, я почувствовал, как в душе начинает подниматься ледяная ярость, основанная на презрении и ненависти к противнику, не лишающая разума, но лишь предающая сил и стойкости в бою. Испуганно пискнул за спиной малыш… В этот миг я почувствовал себя настоящим волком-воином, потомком Вечного Севера, лордом Нордвальда. В моих жилах кипела кровь воителей Севера, моих предков, Повелителей Северных Земель. И кровь моего брата, Ховарда… Словно почуяв что-то, враги немного замешкались, замедлив наступление. Они всё-таки окружили нас, я слышал их за нашими спинами… Это нас и спасло. Боясь попасть в своих, они не стали метать копья. Подождав, когда зашедшие в тыл враги подойдут достаточно близко, я неожиданно рванулся к ним. Мой меч засверкал, разя и повергая на землю крыс, злобное ворчание врагов сменилось криком страха, когда пятый из них рухнул в сугроб. Враги кинулись скопом, со всех сторон, но узкий проход в их рядах был ещё свободен, и я толкнул туда мышонка: «БЕГИ!!!». И закрутилась стальная карусель… Привыкшие лишь грабить и убивать беззащитных крестьян, разбойники не могли справиться со мной, один за другим кулями валясь под лапы своим подельникам, но и я был не из железа. Всё новые и новые раны огнём вспыхивали на моём теле, белый плащ превратился в красную королевскую мантию от моей и вражьей крови, голова гудела от пропущенного удара дубиной, а кольцо врагов смыкалось всё плотнее… Неужели я так и не отомщу за тебя, Ховард… Надеюсь, мышонок уже далеко…

 

 

 

…Эхо лязга стали, воя, рычанья и криков разносилось по всему лесу, мутным водоворотом вращалось кольцо хищников, перемещаясь по поляне, а в центре кружился и рубил длинным мечом красный от крови волк. В глазах его плескалась синева ночи…

 

 

 

…Неимоверным усилием мне удалось прорвать сомкнувшийся вокруг меня круг смертельной стали. Я успел выдернуть из пасти ласки свой кинжал и теперь отступал, отражая удары им и мечом. Я устал, врагов было ещё полно, но и у них поубавилось прыти. Не меньше полутора десятков трупов бандитов валялось вокруг, и раз за разом мой меч находил брешь в стальной паутине их защиты, заставляя упасть в грязь нового врага. И без того слабый боевой дух разбойников, не привыкших к настоящему бою, упал ниже корней замерших в безмолвном ужасе деревьев. Мне удалось разорвать расстояние между нами. Один горностай и пара крыс было бросились за мной, но удар моего меча отсёк горностаю лапу с коротким палашом, а кинжал пронзил горло. Враг упал, а крысы бросились наутёк к своим. Врагов оставалось ещё около полутора дюжин, но снова вступать в бой они не спешили, и я этим воспользовался…

 

 

 

…Израненный волк, оставляя на снегу кровь, бежал по тонкому следу мышиных лапок. След то петлял между деревьев, то шёл ровно, то нырял в кусты, то проваливался глубоко в снег…

 

 

 

…Силы были на исходе. Глубокий после недавних снегопадов снег отнимал последние их запасы. Наконец между деревьев мелькнула знакомая одежонка.

 

- Эй! Стой, это я! Стой, тебе говорю! Охх, да тут под снегом болото..!

 

Наконец-то мышонок замедлил свой бег и остановился. Я увидел, что он тоже выбился из сил. Задыхаясь и отдуваясь, я подошёл к нему. Тот смотрел на меня внимательными и испуганными глазищами.

 

- Ты откуда взялся? Кто ты?

 

- Я Колин, я хочу домой! Отведи меня в Рэдволл! Я хочу есть! А ты точно не опасный?

 

Малыш засыпал меня вопросами. Однако, на подавленного случившемся он не похож. И надо бы почиститься, а то сам похож на какого-то злодея.

 

- Я не опасен для тебя. Вот, поешь. Ты из Рэдволла? А что это такое?

 

Уписывая хлеб с сыром за обе щеки, мышонок изумлённо вытаращился на меня.

 

- Как, ты не знаешь, что такое Рэдволл? Это же наше аббатство! Оно огромное!!! Я там живу, там все добрые, вот только слишком строгие и скучные. И тебя там обязательно заставят вымыться!

 

- И далеко твоё аббатство?

 

- Да! Нет!! Очень! Не знаю.

 

Малыш грустно повесил мордочку.

 

- Но ты же отведёшь меня туда?

 

Два карих озерка уставились, казалось, в самую душу. Ну что мне с ним делать? Придётся тащиться в этот его Рэдволл, хотя не собирался заходить в него. А пока надо отдышаться и почиститься. Я принялся оттирать мех снегом, который тут же стал розовым.

 

 

 

… Волк и мышонок устало брели через лес, увязая в сугробах. Вот они вышли на какую-то тропинку и пошли дальше, в ту сторону, где возвышалось краснокаменное аббатство.

 

Внезапно волк насторожился и выхватил меч…

 

 

 

…Неужели погоня? Уже очухались! Только этого нам ещё не хватало!!! Не уверен, что выдержу ещё один бой… К тому же, теперь они просто побьют нас стрелами и дротиками издалека. Надо ускорить шаг! Но малыш и так еле ковыляет…

 

 

 

…Убрав меч в ножны, волк подхватил на лапы детёныша и тяжело побежал. Из закровоточившей раны закапала яркая кровь…

 

 

 

…Вот уже где-то второй час я бегу вперёд. Мышонок еле трусит рядом. Один бы я ушёл, но оторваться от погони с ребёнком нереально. И сил всё меньше… Да где же это аббатство?

 

Но вроде бы враги начинают отставать. Может быть, Рэдволл уже близко? Ещё чуть-чуть, и я не смогу ни бежать, ни драться. И мышонок уже валится с лап… Но погони вроде бы не слышно, последние её звуки затихли несколько сотен шагов назад. Великие сезоны, неужто оторвались?

 

Но что это? Вроде бы там кто-то шевельнулся! Они не могли так близко и незаметно подойти! Или могли?!

 

 

 

…- Стой! Не двигайся! – Заснеженные фигуры вынырнули, казалось, из самой ночной тьмы.

 

Едва заслышав голос и уловив движение в зарослях, волк, мгновенно зашвырнув мышонка за спину и загородив его, выхватил из ножен тускло взблеснувший меч и попятился. В тот же миг в воздухе послышался тихий шорох, и арбалетный болт, пробив белое плечо, развернул волка на месте. Меч, выпав из повисшей лапы, исчез в сугробе по самую рукоять. Пропятившись по инерции несколько шагов и оставляя на снегу дорожку красных пятен, волк упал на землю…

 

 

 

…Внезапный сильный удар в правое плечо развернул меня вбок. Коротко сверкнув, верный клинок отлетел в сторону, а лапа бессильно повисла, как плеть. Отброшенный ударом назад, я попятился, не успев понять, в чём же дело… И тут пришла боль. Плечо словно взорвалось изнутри огнём, разрывая страданием плоть и гася разум. Лапы подкосились, и я провалился в сгущавшуюся тьму, ударившись раненым плечом о землю. Тьма неистово вспыхнула обжигающим пламенем и погасла. В последний миг мой слух уловил испуганно-протестующий крик Колина…

 

 

 

…На снегу застыл могучий силуэт распростёртого зверя. На его морде застыл оскал непримиримости и страдания, из залитого кровью плеча торчало оперение стрелы.

 

Над его головой склонилась маленькая фигурка плачущего мышонка. Вокруг них стояли несколько взрослых зверей: белки, выдры, ежи, мыши. Одна из мышей утешала мышонка, а двое белок сооружали из ветвей и плаща носилки. Вот наконец носилки были закончены, и пара здоровых выдр погрузили на них тело, а большой ёж взял на лапы всхлипывающего мышонка, и тот прильнул к его груди. Построившись, процессия пошла в ночь, растворяясь в темноте. Лишь казавшиеся чёрными капли замёрзшей крови темнели на белом снегу…

 

 

 

 

 

 

 

[Nibelung111]

…В душной тьме мелькали смутные образы… Видения проплывали перед внутренним взором и рассеивались, уступая дорогу новым. В затуманенном сознании вставали воспоминания о прошлой жизни, словно бы она уже оборвалась.

 

Вот я – снова пушистый белый волчонок, выделяющийся среди своих более тёмных собратьев. Уже тогда я был как бы отдельно от всех, особняком, сам по себе. Меня не тянуло к другим, а их не тянуло ко мне. Я любил одиночество… Любил уйти на заснеженный утёс, что навис над рекою, подобно огромной башне, несокрушимым бастионом природы Севера, и сидеть в белой метельной безграничности, словно в слепящей невесомости, сливаясь душой, телом и голосом с завивающимся вокруг на ветру снегом… Любил бродить по лесам, когда другие играли друг с другом…

 

Даже имя у меня было особенное. Нибелунг, что означает «Дитя Тумана». Так нарёк меня мой отец, Эринг Ульвар, Яростный Воин-Волк, Великий Лорд Нордвальда, Повелитель Северных Лесов, когда увидел белизну моего меха. Два других его сына, мои родные братья, серые, как и все, стали Ховардом и Харальдом. Самым старшим был Ховард, а младшим – Харальд. Они были очень общительными, их все любили. А я всегда был отдельно от всех. Меня часто видели в ночном лесу, бесшумно скользящего между стволов, в чаще родных Лесов. И летом, когда зелёный океан кипел под прохладным ветром, и осенью, когда живое золото сияло и слепило вокруг, и зимой, в ледяном безмолвии, среди пушистых снегов, и весной, среди нежности воздушной зелени, я предпочитал проводить время в лесу, в одиночестве. Тогда у меня появилось прозвище Тень. Лучше всех понимал меня Ховард, он всегда всех понимал…

 

Великий Лорд Эринг, мой отец, умер, когда я был ещё совсем юн. Он был стар, невозможно стар, и так же велик. В последний час он завещал мне наш родовой меч, передававшийся из поколения в поколение, от одного Великого Лорда к другому, могучий и прекрасный древний Вольфклинг, который должен был достаться, по закону, старшему сыну. Но Эринг словно бы смотрел в неизвестную глубь… Он вообще относился ко мне как-то по-особенному, словно ждал от меня чего-то необычного… Его дыхание отлетело на заре холодного сентябрьского утра, когда зелени и золота в природе было ещё поровну. Горестный вой сотен волков заставил задрожать миры, оповещая о кончине Отца Племени и предупреждая стражей Врат Тёмного Леса, чтобы они распахнули Врата перед душой Волка-Воителя. Отец был похоронен, как и все Лорды, в Священной Роще, на том самом утёсе над Хрустальной рекою…

 

В тот же год на наши земли пришла война. Из Южноземья пришли орды всякой швали – крыс, хорьков, ласок, горностаев. Мелкие хищники, трусливые поодиночке, но сплотившиеся в единую громадную голодную стаю, пожирающую всё и всех на своём пути, вторглась в наши Леса. Их вёл огромный тигр в золочёных доспехах, правитель раскалённых песков и душных зарослей Юга, Джахангир Беспощадный. Видимо, они пожрали всё, что можно, в своих землях, и холодные, но богатые всем северные леса казались им заманчивой целью. Промозглым осенним днём, когда дождь со снегом покрывали скользкой глазурью серый мир, тумены Джахангира кишащей волною вторглись в Нордвальд. Плохо вооружённые, но многочисленные, как болотный гнус, они захлестнули Северный Лес. Над нашей Родиной, над самим нашим Свободным Народом нависла угроза уничтожения. Если бы был жив Эринг Ульвар, величайший воин Севера, они никогда бы не посмели напасть. Но отец давно уже правил в Тёмных Лесах своим Вечным Племенем, и Главой Волков стал мой старший брат Ховард. Видел ли отец со своих смертных высот, как пылал и осквернялся его Лес?!

 

Весь Народ, сплочённый страшной опасностью, встал единой силой, чтобы любой ценой отстоять Отечество, отразить отвратительный натиск грязной орды. А та всё вливалась и текла грязевыми потоками по нашим заповедным землям…

 

Ховард спешно собрал и повёл навстречу врагу первый легион. Я в это время собирал второй, а повзрослевший до поры с приходом беды Харальд помогал собирать войско. Уходя, Ховард подарил мне свой любимый кинжал с украшенным родовым вензелем изумрудом в навершии рукояти. Изумруд был его камнем, и глаза его были такими же, чистыми и горяще-зелёными. Этот кинжал не раз спасал мне жизнь, словно бы любящий дух старшего брата через него оберегал меня. Его было удобно метать, и в любом бою он был очень удобен. Словно серебряный клык, всегда готовый впиться во врага.

 

Первый легион Ховарда стоял насмерть, не отступая ни на шаг. Я же тем временем собрал всех, кто мог держать меч, и спешил на выручку. В домах остались лишь дряхлые старики да совсем уж несмышлёные волчата, под охраной Харальда с малым отрядом боеспособных стариков и не вошедших в войско юнцов.

 

Легион Ховарда уже почти истаял, словно сугроб под весенним солнцем, но не сдвинулся под натиском смерти ни на пядь, когда огромное волчье воинство, предводительствуемое мною, обрушилось на врага. Нас всё равно было меньше, в десятки раз меньше, но мы были сильнее, крупнее, яростнее и лучше вооружены. Мы сражались за свою землю, за будущее наших волчат, и мы умели воевать. Рассвирепевшие волки в отличных доспехах, с прекрасным оружием и железной дисциплиной непрерывно перемалывали плюгавых хищников с неуклонностью механической мясорубки. Воины падали под гроздьями повисших на них врагов, но на их место тут же вставали новые, и стальная стена вновь восстанавливала нерушимость. Нас становилось всё меньше, Ховард был весь в крови, и я уже еле держался на лапах от ран, груды мёртвых врагов превращались в горы, но их всё ещё было слишком много, и они могли бы нас вконец уничтожить, но они не были воинами. Они привыкли грабить, насиловать, убивать и устрашать беззащитных зверей либо нападать целой армией на маленькие отряды, они были бандитами против воинов. Установленная среди них тигром при помощи крови и страха дисциплина, ещё сохранявшаяся к началу схватки, лопнула, как гнилой пузырь, и орда вновь стала ордой. И эта дикая орда дрогнула, столкнувшись с нашей непоколебимостью, напоролась на наше единство. Внезапно не прекращавшаяся многие сутки атака превратилась в безумное и хаотическое бегство, и мы преследовали их, пока не перебили почти всех, выйдя далеко за пределы нашей Родины в пустые земли, но Джахангиру с жалкими остатками своего сброда удалось уйти. Лишь тогда мы остановились. Дело шло к вечеру. Остановившись на бивак, мы разожгли костры и стали готовиться к ночи. Ховард предложил прогуляться, чтобы обсудить со мной важные вопросы. Мы шли вдвоём в синеве позднего вечера и разговаривали, далеко сбоку пылали жаркими сполохами огни лагеря, после великой победы ничто не предвещало беды, как вдруг темнеющий воздух расчертил со свистом отточенный металл, и брат, сдавленно вскрикнув, упал на землю. Из его спины торчал тяжёлый метательный нож. Выхватив отцовский меч, я повернулся в ту сторону, откуда он прилетел, и увидел, как в неровном свете наших костров в жидких зарослях вспыхнули золочёные доспехи и огненные глаза Джахангира. Вражеский предводитель вернулся во тьме, чтобы ударом в спину отомстить тому, кто встал на его бесчестном пути, и кого не удалось одолеть в открытом бою. С воплем горя и ненависти я бросился за врагом, но в редком осиннике было уже пусто… К нам бежали солдаты, по рощице ударил залп лучников, но ничего этого я не замечал. Я держал на лапах голову умирающего брата, сердце разбивалось при каждом ударе, и уши слышали лишь его последний шёпот, последнюю волю Великого Лорда: «Брат… хххххр... храни Нордвальд… добей врага… пока ещё не поздно…защищай наш Народ…кххххкххххрррр…прощай, братишка… Недаром отец оставил тебе Вольфклинг…кхххх…» Изумительные изумрудно-зелёные, всегда горевшие ярким огнём глаза Ховарда, широко распахнутые, с плескавшейся в них болью и горечью, но без тени страха, стали медленно гаснуть. Зелёный, как майский Лес, огонь погас навсегда, и не знавшее страха и подлости сердце отважного воина последним стуком распахнуло Врата Вечности. Мой брат больше не дышал. Незримые нити между льдисто-синими и изумрудными глазами беззвучно распались. Навсегда… Но с того чёрного мига я непрерывно ощущал близость своего брата, его любовь и поддержку, с ним я шёл в бой и отдыхал… И тогда, воя от пронзительной боли, я поклялся с лапой на умолкшем навеки сердце брата, что найду и уничтожу Джахангира, проклятого тигра из бесплодных песков.

 

Чернее тучи, возвратились мы с победой домой. Несмотря на полный разгром врага и освобождение родного Северного Леса, на наших улицах не было слышно смеха. Слишком многие погибли, и погиб Великий Лорд. Наш Народ после битвы сократился втрое, и многие из вернувшихся остались калеками на всю жизнь. Но у нас остались наши детёныши, и на них была вся наша надежда.

 

Ховард был похоронен с огромными почестями на Утёсе Вечности, рядом со своим отцом, Эрингом Ульваром. За свои доблесть и бесстрашие, за освобождение нашей Родины он получил прозвище Великий. Все воины, погибшие в Великой Битве, были похоронены на древнем воинском кладбище Даммерунг и заслужили вечную славу и память потомков. Каждое имя было выбито на скале над Хрустальной рекою. А легион Ховарда получил почётное навечное название Серебряного. Ведь серебро у нас – высший драгоценный металл, увенчивающий лишь Великих Лордов, и древний Вольфклинг, меч наших правителей, весь покрыт серебром, и из серебра отлита его гарда. Он был выкован при полной луне на Утёсе Вечности в Священной роще, и духи древних королей-волков дали ему свою силу. Серебро клинка вобрало в себя серебро лунных лучей и холодных северных звёзд, искристое серебро снегов Севера и спокойную силу священной ночи, слившей свою безмерную глубину с синью великолепного сапфира, украшавшего некогда серебряный венец Первого Лорда. И вновь над нашими лесами разнёсся и долетел до Тёмного Леса последний вой…

 

Едва излечившись от ран, я стал готовиться к походу, чтобы уничтожить ненавистного врага. И вот, на исходе зимы, оставив править Народом своего младшего брата Харальда, облачившись в посеребренную кольчугу и белые маскировочные одежды, с отцовским мечом и кинжалом брата, взяв с собой лишь самое необходимое, я пустился в погоню. И в конце этой погони была лишь смерть… Моя или Джахангира..?

 

Я шел на юг. Продираясь через буреломы, увязая в сугробах, днём и ночью, я не знал покоя, почти не спал и всё шёл и шёл в своём стремлении догнать и уничтожить убийцу брата и сородичей, и спутниками мне были лишь Вольфклинг и кинжал с изумрудом. Пока я не услыхал крик в лесу…

 

Крик… Слова… Кто-то говорит… Рядом…

 

«Тише, не так быстро! Тяни! Эх, глубоко засела…»

 

Кто это? И о чём он говорит?

 

 

 

…Над лежащим на большом столе белым, с залитым кровью мехом волком склонились несколько мышей и огромная барсучиха. Одна из мышей, в забрызганном красным белом халате, выпрямилась и показала всем присутствующим чёрный от крови арбалетный болт, выбросила его в железный судок и тут же принялась накладывать повязку на плечо. Две молодых мыши помогали доктору, причём один из них, совсем ещё юный мыш, больше мешал, нежели помогал, но был при этом исполнен трудового энтузиазма.

 

 

 

…Тихий звук потревожил тьму в моей голове. Вот, опять слышу… Слышу? Я жив?! Медленно приоткрываю один глаз. Свет кажется слишком ярким, и некоторое время я привыкаю к нему. Возвращаются воспоминания о прошедшем бое, о грозном окрике и боли в плече. А может, я в плену?!! Слегка приоткрыв глаза, я, не поворачивая головы, осматриваюсь. Насколько я понял, я нахожусь (а точнее, лежу) в просторном светлом помещении с большими стрельчатыми окнами в занавесках, со шкафами вдоль стен. Рядом с моим ложем стоит то ли столик, то ли тумбочка с графином. Влево тянется ряд застеленных чистыми одеялами кроватей, а справа… справа у двери сидит и похрапывает здоровенный бельчак в балахоне, под которым что-то подозрительно топорщится. Уж не топор ли? И теперь понятно, что за звук привёл меня в сознание. Плечо моё забинтовано и почти не болит, если не шевелиться. Покрыты бинтами и остальные раны, а на голове настоящий шлем из марли. И нет ни малейшего желания, да и сил, шевелиться.

 

Однако, положеньице. Но, с другой стороны, хорошо уже то, что очнулся не в подземелье на цепи, раны перебинтованы, а сам я лежу на чистой постели и в тепле. И тут же скрипнул зубами от нахлынувшего раздражения на самого себя: докатился, свободный волк, гордый хищник, воин и Лорд, радуюсь, что очухался не в яме, а лежу, не в силах шевельнуть и когтем, замотанный от носа до кончика хвоста в бинты, без оружия, на больничной койке чёрт знает где под охраной белки с топором! Что бы сказал Ховард?!

 

Воспоминание о брате вновь полоснуло по сердцу, как ледяной кинжал. Лапы непроизвольно сжались в когтистые кулаки. Я найду тебя, Джахангир-тигр! Найду и убью!!! Глухое рычание непроизвольно вырвалось из моей глотки.

 

Внезапно белка-охранник перестал храпеть и открыл глаза. Наши взгляды встретились, и я увидел, как вздрогнул зверь. Его лапа слабо дёрнулась к поле балахона. Интересно, что он там прячет? И где Вольфклинг? Где наш священный родовой Меч? И кинжал Ховарда?

 

Я верну их любой ценой..! Я сейчас безоружен, но не беззащитен. Мои могучие когти и страшные клыки всегда при мне. И я воин! Хотя в таком состоянии я вряд ли даже смогу просто сесть на постели…

 

Мои размышления прервали действия охранника. Увидев, что я пришёл в сознание, он тут же приоткрыл дверь и кого-то позвал. Через минуту в помещение вошёл старик-мышь в тёмном балахоне, подпоясанном белым поясом, и в сопровождении хвостатого здоровяка двинулся в мою сторону. Вид у него был самый мирный и, я бы сказал, доброжелательный, но я был готов ко всему. Не давая им приблизиться вплотную, я хотел спросить, кто они, и тут только понял, как пересохла моя глотка. Вместо речи из неё вырвался короткий хриплый рык, и два зверя испуганно застыли на полдороге. Белка опять схватился лапой за балахон, но вид у него был такой, что он явно предпочёл бы ближе не подходить.

 

А вот старик явно понял, что я хочу что-то сказать.

 

- Вы что-то хотели сказать?

 

-Пить! – удалось прохрипеть мне. Старая мышь тут же налил чего-то из стоявшего на тумбочке кувшина в большую кружку и поднёс её к моему носу. Схватив её здоровой рукой, я жадно вылакал всё её содержимое.

 

- Спасибо.

 

Стало намного лучше, но что же последует дальше? Где я? Я помню бой, бегство от погони, воинственный окрик из темноты и последовавшее за ним ранение. Уж не они ли меня подстрелили? И теперь я в плену? Но слова старика развеяли мои домыслы.

 

- Как вы себя чувствуете, друг мой? Вы пришли в себя, и это уже хорошо! Ни о чём не беспокойтесь, вы среди друзей.

 

- Где я? – наконец-то я задал самый главный вопрос.

 

- Вы в аббатстве Рэдволл, в нашем лазарете.

 

-Как я здесь оказался? И кто вы?

 

- Я -аббат Доминик, настоятель нашего аббатства. Я хочу от лица всех рэдволльцев от всей души поблагодарить вас за то, что вы вернули нам Колина. Он потерялся в лесу и каким-то образом ушёл достаточно далеко в неверном направлении, а начавшаяся вьюга замела его следы. Судя по его рассказу, он попал в плен к каким-то головорезам, от которых вы его так мужественно спасли. Вас увидел и окликнул наш поисковый отряд, отправленный за Колином. Извините, они напугали вас. Вы выхватили меч и попятились, наступив на шнур расставленной, очевидно, теми же бандитами, ловушки-самострела, и вылетевшая из него стрела пробила ваше плечо. Они и принесли вас сюда. Позвольте вас ещё раз поблагодарить…

 

Вот, значит, как. Самострел на тропе. Оригинально. С таким я ещё не сталкивался. Впредь надо быть осторожнее…

 

Тысяча вопросов вертелась в голове, но, внезапно для себя, я задал всего один: «А как Колин?»

 

-О, с этим непоседой всё в порядке. Уже успел опрокинуть на кухне кадушку с огурцами.

 

 

 

Да уж, с ним-то всё хорошо, а вот со мной… Если б не он, я был бы сейчас здоров и гнался бы за своим врагом. Чуть не окочурился из-за него! Глухое раздражение шевельнулось во мне.

 

Не успел аббат закончить фразу, как дверь в лазарет вдруг с треском распахнулась и к моей кровати пулей метнулся какой-то пищащий клубок, оказавшийся ни кем иным, как Колином. Не успел я и глазом моргнуть, как пострелёнок вскарабкался на постель и принялся с весёлым смехом елозить по мне, хватая меня своими тоненькими лапками за морду: «Дядя волк!! Ты проснулся! Хи-хи! Твоя голова похожа на тюрбан! Хи-хи-хи-хи! Ты уже ел пироги с морошкой? Хватит валяться, ты выздоровел! Пошли скорей во двор! Там сосульки тают! Хи-хи-хи!» Когда он стал ерошить мои усы, я чихнул. От раздавшегося резкого рычания аббат и белка подскочили, но Колин лишь сильней развеселился и с утроенной силой принялся мучить мою забинтованную голову.

 

-Колин, слезь сейчас же! Оставь его в покое!

 

Старик-аббат и белка наперебой увещевали развеселившегося мышонка, но тот не обращал на их слова ровно никакого внимания. А я, неожиданно для самого себя, не торопился прогнать мелкого надоеду, принёсшего мне столько неприятностей, прочь.

 

Двое здоровых взрослых зверей с оружием со страхом следили за мной, а крошечный пушистый малыш с сияющими лучистой радостью огромными карими глазами, продолжал без малейшей опаски невозбранно щекотаться и прыгать на груди у громадного опасного хищника, пытаясь потрогать пальчиками смертоносные двухдюймовые клыки.

 

 

 

… Шло время. Молодость, сильное тело и крепкий дух брали своё, и я потихоньку выздоравливал. Оружие мне вернули, так же, как и кольчугу. Окрепнув, я каждый день часами тренировался с мечом, метал кинжал, разрабатывал зажившую лапу и залежавшиеся мышцы. О продолжении пути пока не могло быть и речи. Целая толпа малышни собиралась каждый раз в ближайших кустах и с восторгом наблюдала сияющими глазёнками за моими упражнениями. Постепенно я познакомился со всеми рэдволльцами и привязался к ним, а они перестали меня бояться. Хотя я нет-нет да и ловил на себе опасливые взгляды. Как-никак, а волк среди нехищнического населения – это редкость. Но как добычу я их не воспринимал, хотя овощная диета с редкими рыбными блюдами давалась нелегко. Так хотелось свежего мясца… Но я привык питаться всем, что пригодно в пищу. Полезный навык для воина-странника. Я подружился с отцом-настоятелем Домиником, старой, но невероятно сильной барсучихой Клотильдой, Командором и его выдрами, белками и их командиршей-лучницей Дианой, Кротоночальником и его весёлой работящей командой… И с Колином. Спасённый мною мышонок оказался сиротой из маленькой деревушки, потерявшим родителей во время набега лесных разбойников на их поселение. Малышу удалось спрятаться, и он выжил, а потом его нашёл и отвёл в Рэдволл возвращавшийся из путешествия ёж Барт, нынешний Хранитель погреба. Обычная для нашего сурового времени история загубленного детства. Сколько ещё таких колинов… Вот только далеко не всем повезло обрести вторую жизнь за надёжными стенами среди друзей. Маленький шалун неожиданно сильно привязался ко мне и всюду бегал за мной следом. А я привязался к нему. Во мне проснулись отеческие чувства к этому звонкому непоседливому крохе, всюду снующему и мешающемуся под ногами, и я уже не мог без него.

 

Для жилья мне выделили маленькую комнатушку с единственным окошком, а кроты сложили в углу маленькую печурку из камня. Помимо неё, в комнате была сколоченная из крепких тёмных дубовых досок кровать, маленький столик у стены и стул. Мне, отвыкшему в пути от крыши над головой, этого вполне хватало. Зачем воину больше? Несмотря на аскетичность обстановки, комнатка получилась очень уютная, и я с радостью перебрался в неё из лазарета. На крючках на стене повисла моя одежда, вытащенная из походной сумки, в том числе и взятый с собою любимый «парадный» синий бархатный плащ, подаренный мне когда-то отцом. Перевязь с мечом и кинжалом я повесил на гвоздик над кроватью. Кольчугу я почти не снимал, заново привыкая к тяжести брони на плечах. Кровать я покрыл тёплым лоскутным одеялом, и комната приобрела совсем обжитой вид. А вечерами, когда в печке потрескивал угольками огонь, а по углам колыхались таинственные тени, в ней становилось совсем уютно. Я стал относиться к своей каморке как к дому. Даже жалко, что придётся уйти отсюда, ведь плечо почти зажило. Колину моё жилище тоже понравилось, и он частенько забегал туда.

 

А пока я помогал своим новым друзьям по хозяйству и тренировался, тренировался, тренировался… Плечо почти совсем прошло, и меч вновь стал словно продолжением лапы, удары и выпады – резкими и хлёсткими, а брошенный кинжал вновь пронзал висящее на качающейся под ветром ветке яблоко.

 

Между тем снег сошёл, и солнечная весна, получившая в аббатских летописях название Весны Сочной Травы, вступила в свои права. Праздник Названия прошёл великолепно, чудный крепкий октябрьский эль из погребов Барта и всевозможные наливки, шипучки и настойки лились рекой, а от яств ломились столы. Первый раз за всё время, прошедшее с роковой осени, тугая пружина напряжения и горя в моей груди дрогнула и немного ослабла. Лес Цветущих Мхов полностью оправдывал своё цветущее название. Солнышко с каждым днём припекало всё сильнее, пушистая нежная зелень радовала глаз, а густая молодая трава поднималась всё выше. Зацветали деревья, кустарники, травы, в воздухе, напоённом медовыми ароматами, не смолкало гудение трудолюбивых насекомых.

 

Я понял, что пора уходить. Мои силы полностью восстановились, меч и кинжал были остро наточены, кольчуга починена. Также к моему снаряжению прибавилась верёвка с тройным крюком на конце. С её помощью я смогу залезть куда угодно. Я стал готовиться к продолжению погони, но судьба распорядилась иначе…

[Nibelung111]

… Ещё до рассвета, когда синие сумерки окутывали спящую природу, нас разбудил тревожный набат. Громко и часто бил колокол на башне. Взбежав на стены, мы увидели, как из леса на аббатство прёт грязной волной целое полчище хищников. Шерсть встала дыбом у меня на загривке, когда я увидал их мерзкие рожи. Точно такие же твари поганили Нордвальд… Из-за них я потерял Ховарда… Грозный рык заклокотал у меня в горле. Лапы стиснули рукояти клинков. А между тем поток врагов не прекращался…

 

… Из глубин лесных сумерек выходили неровными рядами всё новые и новые хищники. Земля дрожала от топота сотен лап крыс, хорьков, ласок, горностаев… Бряцало и громыхало разномастное нечищеное вооружение, командиры в ярких лохмотьях руганью и тумаками подгоняли своих солдат, смыкая тёмное кольцо вокруг красных стен… Солнце уже показалось над чистым горизонтом, а новые волны разбойников продолжали выходить из чащи. Первые лучи солнца заблестели на копьях, саблях, тесаках… И красное золото утреннего луча вдруг вспыхнуло огнём на золоте доспехов…

 

 

 

…Да сколько же их?! В разгорающемся свете утра стало видно, насколько их много. Рэдволл был со всех сторон окружён плотным и широким кольцом врагов. На фоне алого рассветного горизонта их сброд смотрелся особенно жутко. И вдруг среди этой живой грязи драгоценно вспыхнул золотом первый луч… Среди порядков вражеских войск стоял огромный тигр, и солнце горело на его золочёных доспехах. ДЖАХХХХАНГИРРРРРРРР!!! Громовое рычание вырвалось из моей глотки, а меч сам оказался в лапе. УБИЙЦА!!! Ты снова пришёл?! На этот раз тебе не уйти! Я сдеру с тебя шкуру!!! А всю твою шваль изрублю в лапшу!!! Ховард, ты будешь страшно отомщён! УУУУОООАРРРРГГГГГГХХХХХРРР!!!

 

 

 

…Жуткий полувой-полурык разнёсся над просыпающимся лесным краем. На кроваво-красной в свете восхода стене среди мышей, белок и выдр стоял огромный белый волк, и багровое солнце рубиновым огнём полыхало на его кольчуге и стекало жидким пламенем по обнажённому длинному клинку. Густо-синие потемневшие от ненависти глаза неотрывно сверлили золочёный силуэт тигра. А огненно-янтарные глаза с вертикальным зрачком вдруг расширились при виде того, кто стоял на стене в кровавом ореоле зари.

 

 

 

…Между тем враг явно собирался идти на штурм. Целый отряд крыс волок к воротам огромное бревно-таран, разгоняя его перед ударом. И со всех сторон к стенам тащили штурмовые лестницы… Если хищники ворвутся в мирную обитель, здесь будет кровавая баня. Я сам хищник, воевавший с такими же отродьями, и хорошо представляю, на что способна толпа мелких, злобных, жестоких и кровожадных хищников под предводительством коварного убийцы, ворвавшись в мирное и богатое поселение. Перед глазами встал образ перепуганного Колина. Неужели он снова попадёт к ним в лапы?! Ну уж нет!!! Лапа крепче стиснула рукоять Вольфклинга.

 

Над стенами раздался зычный крик барсучихи: «Всех диббунов отвести в Пещерный зал! Все, кто способен сражаться, - на стены!! Кипятите воду, тащите камни, Кротоначальник, собирай своих кротов и укрепляйте ворота! БЫСТРО!!!»

 

Между тем на стенах выстроились все, кто мог держать в лапах оружие. Восточную стену заняли выдры Командора, а сам Командор, вооружённый тяжёлой секирой, уже нацеливался её на головы лезущих на стены врагов. Его бойцы принялись методично обстреливать противника из пращей. Диана со своими белками метко обстреливала хищников, и те падали целыми рядами, скошенные смертоносным дождём. Кроты засыпали песком, заваливали камнями и подпирали балками изнутри ворота. Целые вереницы мышей тащили на все стены котлы с кипятком и камни с брёвнами, чтобы швырнуть их на головы осаждающих. Женщины увели малышей в пещерный зал, некоторые остались с детьми, но большинство вернулось помогать защитникам аббатства.

 

Во дворе спешно раздавали оружие. Все, от мала до велика, поднимались на стены. И вот петля затянулась…

 

Между зубцами стены прямо передо мной появилась верхушка длинной лестницы, и одновременно на ворота обрушился тяжёлый удар. Вокруг защитники стен оружием, шестами и просто лапами отпихивали от стен лестницы с ползущими по ним гроздьями врагов, и те падали, давя своих товарищей. Над тихим некогда местом стоял жуткий гвалт и грохот, таран бил в ворота, крики торжества, страха, боли, отчаяния неслись со всех сторон. Хорошо укреплённые изнутри ворота держались, на головы снующим под стенами и во рву врагам лилась кипящая вода, метко брошенные камни и чурбаки сбивали лезущих захватчиков и пробивали им головы. Но всё же их было слишком много, и натиск не ослабевал. Всё новые и новые лестницы взмывали к зубчатым краям стен, всё больше трещали ворота, и то тут, то там врагу удавалось добраться до верха, но пока их всё же сбивали вниз. Я с трудом отпихнул лапой уже вторую лестницу, как вдруг в воздухе раздался, даже заглушая шум сражения, какой-то свист, и на Рэдволл обрушился шквальный дождь вражеских стрел. Раздались стоны раненых, все, кто мог, попрятались за зубцами. Я не был исключением. Обстрел продолжался с минуту, а потом резко стих.

 

Потому что воспользовавшийся минутным отсутствием активной обороны враг поднялся-таки на стены. Прямо рядом со мной на стену с лестницы вскарабкался здоровенный горностай с ржавым большим топором и тут же бросился на меня. Не теряя времени, я заколол его. Вылетевший из безжизненной лапы топор упал со стены во двор. Лучники больше не стреляли, опасаясь задеть своих, но нам и без них приходилось жарко. То тут, то там врагам удавалось удержаться на стене, и за их спинами появлялись всё новые и новые и начинали теснить рэдволльцев. Оборона слабела и становилась всё более прерывистой. Я снёс ещё одну плешивую башку, появившуюся над краем стены и с огромным усилием опрокинул лестницу. На моём участке стены пока было спокойно, и я устремился к ближайшему скоплению врага. Четыре крысы наседали на двух мышей и белку. Два удара меча – и двух врагов как не бывало. Третий крыс упал, зарубленный саблей мыши в лёгкой кольчуге и шлеме. Четвёртая тварь отступила в просвет между зубцами, прямо к лестнице, и я, парировав её тесак, мощным пинком отправил её обратно из аббатства. По пути падающая крыса смела с лестницы всех лезущих по ней врагов, а опустевшую лестницу мы отпихнули. Надеюсь, она кого-нибудь там, внизу, придавила. Очистив этот пятачок стены, я бросился к следующим противникам. Там злобного вида хорь как раз разбивал в дребезги щит оборонявшегося полёвки. Ещё пара ударов – и бедняга простится с жизнью. Если успеет… Я не сделал и пары шагов, как над ухом что-то вжикнуло, и хорёк рухнул ничком со стрелой в затылке. Белочка била без промаха. Ещё пара выпущенных стрелы – и две крысы скорчились на камнях. А мой меч не останавливался ни на секунду. Ломались и разлетались вражеские клинки, разрубались копья и топорища, серебро давно окрасилось багрянцем, а я продолжал разить без передышки. Вот здоровенный облезлый лис с косым глазом и зазубренным в рубке палашом в лапе бросился на меня. Взмах меча прорезал пустоту – коварный и опытный лис ушёл в сторону. Следующий мой выпад наткнулся на сталь его палаша и был отбит вбок. Нас разделяло меньше половины шага, и я наотмашь ударил его по морде лапой. Когти длиной в несколько дюймов, как кинжалы, располосовали его башку, и мой противник, захлебнувшись вскриком, упал со стены во двор. Взмахнув мечом, я подскочил к ещё трём врагам. Удар меча прикончил на месте ласку, шлем второй тоже не стал преградой для ярда отточенной стали. Оставшаяся одна крыса резко развернулась ко мне и тут же свалилась, получив дубиной по голове от рослого ежа. В этом месте к стене было приставлено целых две лестницы. Тут раздался крик: «Дорогу!!!», и двое коренастых кротов притащили полный котёл кипящей воды и выплеснули их на лестницы. Шпарящим водопадом вопящих врагов смыло вниз, и одна лестница завалилась в ров. Вторую оттолкнули мы с ежом.

 

Так продолжалось довольно долго. Я метался по стенам, рубя постоянно появлявшихся врагов, отталкивал лестницы, помогал держать оборону. Из нестройных групп мышей мне удалось выстроить довольно неплохой отряд, который удерживал свой участок Северной стены и отпихивал лестницы. По сенам ходили группки наименее боеспособных обитателей аббатства и, прячась за спинами оборонявшихся, отталкивали длинными шестами лестницы штурмующих, помогали выносить из боя раненых. На западной стене, в которой были главные ворота и на которую был самый сильный натиск, удалось закрепиться целому отряду нападавших, который постоянно пополнялся залезающими на стену врагами и теснил защитников к ведущим вниз со стены ступеням. Ещё немного, и они прорвутся во двор. Но внезапно перед ними, растолкав отступавших бойцов, перед врагами появилась Клотильда с целым бревном в лапах. Огромная барсучиха буквально смела со стены половину вражеского отряда и продолжила размахивать страшным поленом. Хищники в ужасе бросились назад, а отступавшие защитники воспряли духом и тут же вернули свои утраченные было позиции. Вырвавшийся вперёд горностай налетел грудью на выставленный мною меч. Стряхнув вражеский труп с клинка, я стал рубить совершенно обезумевших от паники разбойников, а матушка барсучиха продолжала крушить их своим страшным оружием. Очевидно, вид рассвирепевшей огромной барсучихи с целым ясенем в лапах был настолько страшен, что последняя крыса с воплем спрыгнула со стены и разбилась во рву. Вслед ей полетело бревно, проделавшее целую просеку в толпе осаждающих, а Клотильда тем временем отправила вниз все лестницы на этой стене. Завидев её, крысы и ласки в ужасе бросались бежать и заканчивали свои никчёмные жизни на остриях оружия защитников. Между тем белки и пращники полностью истребили тащивший таран отряд и отстреливали всех, кто пытался его подхватить. Ворота выстояли, большинство штурмовых лестниц валялись на земле, оставшиеся на стенах группы врагов уничтожались перешедшими в наступление рэдволльцами, а подкрепление к ним уже не поступало. Вот последние несколько лестниц с вопящими на них врагами рухнули вниз, отброшенные от стен шестами и древками защитников, и стены оказались очищены от неприятеля. Глухо зарокотали вдали барабаны, и вражеские толпы поспешно отступили от щедро политых их кровью стен.

 

Первый штурм аббатства был отражён. Наступила передышка…

 

 

 

…Вражеские порядки отошли от стен на безопасное расстояние и стали вокруг Рэдволла лагерем. Было заметно, что врагов стало меньше, потому что многие из них так и остались под не покорившимися им стенами. На самих же стенах слышались радостные победные крики, но они не могли заглушить стона раненых. А их было не мало. Санитарные команды еле успевали стаскивать их со стен в лазарет. Штурм был отбит, но немало мирной крови пролилось ради этого. Раненые стонали и кричали от боли, доктора – мыши сестра Астра, брат Густав, его суетливый и испуганный помощник Эрни зажимали их раны бинтами, на ходу накладывали повязки, вынимали стрелы…А многие уже не кричали… Погибшие лежали тихо и покойно, не испытывая больше мук. Их боль закончилась навеки. Таких было около двух десятков. Женщины и старики помогали врачам, кроты укрепляли ворота, матушка Клотильда и выдры тащили на стены новые камни, брёвна, разводили на стенах постоянные костры под котлами с водой. А между зубцов, опираясь на обнажённый меч, стоял во весь рост белый волк в кольчуге, устремив потемневший взор в ту сторону, где мелькнул перед боем тигриный силуэт. Его лапа тихонько поглаживала изумруд на рукояти кинжала…

 

 

 

…Джахангир, проклятый враг, убийца, ты там, я знаю. Я не вижу тебя, но чувствую твоё мерзкое присутствие. Я доберусь до тебя, слышишь?! ДОБЕРУСЬ!!! Я напою родовой Меч Волков твоей кровью! Ты ответишь за всё!!!

 

Мои мысли прервал донёсшийся из двора чей-то полный боли крик. Это брат Густав вытащил у раненого мыша стрелу, до того торчавшую в боку.

 

Да-а-а, первый штурм отбит, немало врагов было изгнано в Тёмный лес, но всё же их осталось слишком много. После первого же штурма мы потеряли едва ли не половину боеспособных зверей, а кто будет отражать последующие? Все храбро дрались и не жалели ни себя, ни врага, но всё же они не воины. Конечно, это хищное сборище не идёт ни в какое сравнение с теми бесчисленными ордами, что вторглись в наши Леса и были разбиты в них, но и рэдволльцы – не Серебряный легион, а аббатство – не Нордвальд. Наш народ победил, но это был народ Волков-Воителей, а кучка мышей, белок, выдр и ежей не справится в бою против тех, кто привык убивать с младых сезонов. Стены Рэдволла крепки и высоки, но и они сегодня едва не пали. И кроме меня здесь нет ни одного профессионального воина… Раньше, говорят, был у них могучий воин, который основал их аббатство, Мартин-Воитель, историю которого знают в Рэдволле все, но он умер очень давно. Прошло множество сезонов с тех пор, как его меч поднимался в последний раз. Меч и сейчас есть в аббатстве, висит на стене под гобеленом с Мартином, но нет того, кто вновь взял бы его ради победы. Разве что малыш Колин искренне мечтает стать Воителем и завладеть им, но врагу от этого не холодно, ни жарко. Да и осада радости не внушает. Сейчас весна, никакого урожая ещё нет, огород только засеян, а кладовые Рэдволла хоть и велики, но не бездонны. Особенно после долгой зимы и многочисленных праздников и пирушек, так любимых аббатскими.

 

Ладно, надо спуститься вниз и помочь друзьям.

 

Так прошло несколько дней. Я, как мог, тренировал рэдволльцев, учил обращению с оружием, стрельбе из лука, тактике боя и обороны. Некоторые неплохо усваивали новые знания, но многие продолжали держать меч, как скалку. Да и вообще, чтобы стать воином, нужно тренироваться изо дня в день много сезонов. Но хоть что-то По крайней мере, все уже знают, какой стороной накладывать стрелу на тетиву. Враг между тем с безопасного расстояния обстреливал стены аббатства, увеличив число раненых среди защитников ещё на два зверя, белки отвечали осаждающим тем же, причём им с высоких стен и башен стрелять было гораздо удобнее, чем хищникам с равнины. Осада продолжалась. Вокруг наших стен кольцом дымились многочисленные костры вражеского лагеря.

 

А я тем временем метался по аббатству, не находя себе покоя от мысли о том, что мой смертельный враг где-то рядом, живой и безжалостный. А Ховард – в Тёмном лесу… Когда я думал об этом, то начинал скрипеть зубами так, что пугал окружающих.

 

 

 

…Не успело солнце вознести свои лучи над горизонтом, как лес вокруг аббатства наполнился какой-то странной суетой. Видно было, как сновали между деревьев крысы, как метались, подгоняя их, командиры, тишину разорвал стук топоров и визг пил. С шумом валились в чаще деревья… Осадившие Рэдволл звери что-то задумали…

 

 

 

…Непонятная возня и стук топоров в лесу изрядно озадачили и встревожили обитателей Рэдволла. Я и сам не мог понять, что задумал враг?! Но ясно, что что-то нехорошее. И со стен толком ничего не удалось рассмотреть. Вроде бы, валят деревья… Зачем? Вырубают лес? Запасают дрова? Или что-то строят? Оживление в их лагере просто необычайное. А точнее – лагерь наполовину пуст. Остальная половина врагов что-то делает в лесу. Но что? Чем это может грозить нам? Начинать второй штурм они не торопятся, видимо, слишком хорошо огребли в прошлый раз. Значит, они готовят какой-то козырь! То, что поможет им прорваться в аббатство с меньшими потерями. Но что это? Внезапная догадка шевельнулась в моей голове…

 

 

 

… - Господин Аббат, я хочу сделать сегодня ночью вылазку. Необходимо разведать, что они затевают в лесу. Не исключено, что они строят какую-то осадную машину. Хоть они и сборище тупых дикарей, но руководит ими опаснейший, умный и коварный зверь. (Шерсть непроизвольно встала на моём загривке об одной только мысли о тигре). Ему это вполне под силу. Да и сидеть без сведений в осаде – значит обеспечить врагу половину успеха. Я уйду после полуночи.

 

«Но как ты пройдёшь через кольцо вражеского лагеря?!» - старый отец Доминик смотрел на меня внимательными и серьёзными глазами. – «Тебя же заметят!».

 

- Это уже мои проблемы. В любой обороне можно найти брешь. А эти раздолбаи запасают выпивку ещё с утра. Итак, я выхожу поле полуночи. До этого времени я собираюсь подготовиться к вылазке и немного поспать. До свидания, отец Доминик.

 

Не успел я закрыть за собой дверь, как мне в живот тот час врезался на полном ходу Колин. Запыхавшийся от бега мышонок в коричневом кафтанчике и синих штанишках возбуждённо смотрел на меня круглыми глазами. Большие бархатные ушки стояли торчком на пушистой голове, а усики воинственно топорщились на мордашке.

 

- Ты собираешься идти в разведку ночью? Ух ты! Возьми меня с собой! Только старой Клотильде не говори, иначе она опять уложит меня спать рано!

 

Нет, ну что за ребёнок! И откуда он всё знает? Военная тайна, блин! Вот уж кого надо в разведку посылать, в самом деле! Всё узнает и всё рассмотрит, мелкий тонкохвостый диверсант!

 

- Никуда я тебя не возьму, дружок. Отправляйся-ка ты лучше на кухню! Там, говорят, нужна помощь сестре Илоне. И откуда ты узнал только про вылазку?!

 

- Хи-хи! Узнал вот! Всё равно вырасту, - стану воителем, как Мартин! А тебя ежи зовут, Арни с Якобом и Коди, срочно! А на кухню не пойду, опять заставит тарелки натирать, лучше спрячусь до обеда! Ха-ха-ха! Не найдёте! Иди скорей к ежам, пока они совсем колючими не стали! И-хи-хи-хи-хи-хи!

 

И шалун умчался, громко шлёпая сандалиями, а я, недоумевая, побрёл в мастерскую к рэдволльским мастерам-ежам. Трое братьев занимали отдельное строение под северной стеной, вмещавшее в себя и кузницу с тиглем и горном, и много чего ещё. В дверях меня поприветствовал Коди и пригласил войти. Внутри у верстака стояли Арни и Якоб. Поздоровавшись, они спросили, когда я собираюсь сделать вылазку? О, и эти знают! Узнав, что уже этой ночью, все трое разом ухмыльнулись, и старший, Арни, протянул мне что-то: «Думаю, это тебе может пригодиться в лесу!». Я взял предмет в лапы. Это оказался маленький, лёгкий, и удобный арбалетик. Его длина была меньше локтя, но туго задрожавшая от прикосновения струна тетивы ясно говорила о его отнюдь не маленькой мощности. Он очень удобно лежал в лапе, и при этом его можно было легко спрятать под одеждой. Ещё раз улыбнувшись, Арни протянул мне туго набитый короткими болтами подсумок. Арбалет был так удобен и хорош, что я пришёл в восторг.

 

- Вот спасибо, друзья! Чем мне вас отблагодарить?! Это же дорогое и редкое оружие! А такой – наверняка единственный в своём роде!

 

- Хе-хе, лучше разузнай, что эти сволочи хотят сотворить с нашим аббатством! И, возможно, передай кому-нибудь из них привет из этого малыша.

 

- Да уж постараюсь! С ним мне будет гораздо удобнее!

 

 

 

…Следующие полчаса я испытывал подарок. Несмотря на маленький размер, арбалет бил метко и сильно. И, что самое главное, совершенно бесшумно. Миниатюрное, дальнобойное и бесшумное оружие было просто незаменимо в разведке, и вообще моя боеспособность неплохо повысилась. Лёгкий, удобный, он очень ухватисто лежал в лапах и раз за разом поражал служивший мне мишенью пенёк. Ну, Джахангир, я иду! Жди! Арбалетный болт воткнулся в сучок на плашке под стеной…

 

 

 

…Я проснулся на закате. После дневного отдыха голова была свежа, а в теле не было ни грамма усталости. Размяв небольшой зарядкой мышцы, я занялся своим снаряжением. Одел плотно обтянувшую торс кольчугу, а на неё – тёмный пятнистый плащ с капюшоном, который неплохо сливается с лесными зарослями. Тем более – ночью. Не придётся отсвечивать сталью и белым мехом. Через плечо я повесил бухту верёвки с «кошкой» на конце. Если придётся куда-то лезть – влезу без проблем. Под плащ я спрятал новый арбалет, а на пояс повесил подсумок с болтами и кинжал Ховарда. Взгляд на секунду задержался на коротко блеснувшем изумрудике. Словно бы встретился взглядом с братом… Ты видишь меня, Ховард? Я отомщу за тебя! Я напою твой кинжал тигриной кровью! Стиснув на мгновение рукоять, я вложил короткий клинок в ножны. Ножны с мечом я повесил за спину. Перед тем, как спуститься вниз, я ещё раз проверил оружие. Арбалет удобно и надёжно закреплён под плащом, и его можно легко и быстро достать одним движением, так же, как и кинжал. Клинок меча голубовато отсвечивает свеженаточенной сталью. Рубин темнеет в эфесе, словно бы устремлённое в незримые простым смертным дали око. Удобная рукоять привычно ложится в лапу. Ничто не звенит и не громыхает. Так и надо, так и должно быть. А между тем солнце уже село…

[Nibelung111]

…Когда я спустился вниз, ужин уже закончился. Я ужинать не стал, ведь голодный нюх улавливает больше запахов, но на выходящих из Большого зала сыто переговаривающихся рэдволльцев смотрел с некоторой завистью. Ладно, пойду во двор. Но тут за спиной застучали по каменному полу подошвы сандалий, и меня ухватил за лапу подбежавший Колин. На воротничке кафтанчика красовалось свежее пятно от земляничного варенья.

 

- Ты уже уходишь? – Большие глаза смотрят серьёзно и сосредоточенно.

 

- Нет, я ещё подожду немного, ещё рановато. А вот тебе уже пора спать, иначе завтра проспишь завтрак, и всё варенье съедят без тебя. – Я потрепал диббуна по макушке.

 

- Задай им там жару, чтобы не лезли к нам! Прибей этих гадов! – В глазах замерцал воинственный огонёк, и ушки тут же встали торчком на головёнке.

 

- Обязательно, а теперь иди спать. Завтра всё расскажу тебе первому. Спокойной ночи!

 

- Удачи тебе! Возвращайся! – тоненькие пальчики вдруг стиснули мои когти. В глазах, видевших уже и смерть, и врага, метнулся испуг. За меня..?

 

- Спасибо! Конечно, вернусь! – в горле вдруг стало как-то тесно. Я понял, что в этом мире появилось существо, которое действительно искренне будет ждать меня из рейда. И я должен во что бы то ни стало защитить это слабое, маленькое, но такое яркое и тёплое, как огонёк свечи, существо от той швали, что осаждает сейчас НАШИ стены. И я это сделаю. Проводив взглядом тоненькую стройную фигурку бегущего к лестнице мышонка, я вышел во двор. Было уже совсем темно, но ярко освещённые витражные окна аббатства расцвечивали ночной двор разноцветными бликами…

 

 

 

…В тишине сонным гулом разнёсся удар колокола, возвестившего полночь. Лёгкие, но плотные облака закрывали тёмное небо, звёзды и тонкий серпик зарождающейся луны. Из незаметной в зарослях шиповника боковой калитки в северной стене бесшумно выскользнул тёмный силуэт и через мгновение растворился в тёплой тьме летней ночи. Лишь тускло светились костры в стане неприятеля, разливая вокруг дымное облако…

 

 

 

…Ну что ж. Вот и вражеский лагерь. Дымятся костры, ветер разносит вонь сотен грязных зверей. Ну и мерзость! Хотя тот, кто ими командует, хуже в миллион раз. Ну да, думаю, недолго ему осталось командовать… А вот и так называемые дозорные. Не пьяны, но это не особенно меняет дело в их пользу. Полупрогоревший костёр выхватывает из темноты неверным светом их гнусные рожи. Морщатся от дыма, посмеиваются над какой-то похабной байкой, которой их кормит самый жирный из них, крыс с рваным ухом и топором за поясом. На его шутки они обращают внимания больше, чем на местность перед собой. Не ожидают от жителей аббатства ничего опасного. Ну да мне это только на лапу. Обогнуть их в темноте не составило труда. Я крался туда, откуда раздавались крики лихой пирушки, мордобоя и раскатистого храпа. А раздавались они в основном из здоровенного драного шатра, где гуляли, очевидно, командиры. Их подчинённые уже в основном храпели вокруг догорающих костров, видимо, после неожиданной спиртовой премии. Чем-то отличились, поганцы. Проскользнуть в стан врага оказалось несложно. Большинство вражеских солдат уже спали, а те, кто ещё не спал, были пьяны в стельку. Да и вокруг капитанского шатра образовался круг чистого места. Видать, нетрезвые командиры не слишком любили общество своих подчинённых. Неслышно лавируя в светотени, я прошёл через лагерь. Кто-то окликнул меня нетрезвым фальцетом, приняв за одного из своих, но я даже не обернулся, и общительный враг потерял ко мне всякий интерес. Так, прячась в тени и быстро и уверенно преодолевая освещённые участки, я пересёк почти весь лагерь. Враг не проявлял никакой бдительности, интересуясь только жратвой, выпивкой и драками за неё. Вот в стороне лежит мертвецки пьяный хорь, и рядом стоит воняющая сивухой бутыль. По какому-то наитию я взял её с собой. И через несколько шагов меня вновь кто-то окликнул. Это оказалась одетая в какие-то замаранные лохмотья ласка: «Эй, ты! Куда прёшься?!» - нетрезвым хриплым басом спросила она, приближаясь. Вот досада! Какой-то блохастой гадине спьяну захотелось поцапаться с кем-нибудь! Надо срочно заткнуть ей пасть! Между тем я перехватил её жадный взгляд, устремлённый на подобранную мной бутылку. Не говоря не слова, я сунул ей выпивку. Ласка моментально цепко сгребла горлышко ёмкости и, что-то проскрежетав, канула во тьму. А я, переведя дух, двинулся дальше.

 

Ну, вот и окраина лагеря. Ещё несколько мгновений – и я неслышной и невидимой тенью скольжу под тень деревьев. Ну что ж, вот и лес. И где-то в нём в этой стороне враг стоит смерь для аббатства. Значит, он её не достроит.

 

В безлунную, пасмурную ночь в лесу было совсем темно, но мои глаза зорко видели каждую мелочь, выхватывая взором то седы, то сломанные ветви и оборванные грубыми лапами листья… Ароматы летней ночи медвяной взвесью кружили мне голову, тихие, но такие яркие и объёмные звуки доносились из чащоб, тёмный лес привычно обступал со всех сторон,… я был в своей стихии. Стрекотали цикады, вечным и неумолкающим хором поющие колыбельную спящей природе, где-то с шумом пролетел филин, мои лапы бесшумно отсчитывали шаги по мягкой лесной подстилке, приближая меня к цели… Я изо всех сил вглядывался в окружающий мрак, но пока ничего важного не видел. И помимо воли глаза искали убежище тигра. Его не было в лагере осаждающих, Джахангир обосновался где-то в лесу. И я искал не столько вражескую стройку, сколько своего заклятого врага. Как я жаждал вырасти вдруг перед ним из темноты и зарубить убийцу брата и соплеменников! Но проклятый тигр надёжно спрятался….

 

 

 

… Тёмная фигура бесшумно скользила через ночные заросли, сливаясь с окружающей тьмой. Казалось, одна из ночных теней ожила и теперь невесомо мчится через лес. Всё ближе и ближе к своей цели… А с другой стороны ей навстречу так же беззвучно кралась другая тень, серебристо-белая, словно бы лунный призрак, оживший в ночи…

 

 

 

…Стоп! Впереди что-то есть… А точнее, кто-то. Храп разносился в тёмном воздухе, ломая тишину. Неужели месть свершится?! Но нет, это, похоже, то, зачем я сюда шёл. И точно, моему взору открылась тёмная поляна, на краю которой кривоватым штабелем лежали брёвна, а в центре красовалось массивное основание чего-то большого, сколоченное из таких же брёвен. Всё-таки они что-то строят! Только что? По громоздкому основанию этого было пока не понять. В любом случае, достроить его они не должны. Но как им помешать? Вокруг сооружения спали вражеские солдаты, костров не было видно, но откуда-то тянуло дымком. Видимо, боясь поджечь стружку, разожгли где-то в сторонке. Я стал обходить поляну кругом, надеясь высмотреть ещё что-нибудь, и не ошибся. У самого штабеля, прикованные к бревну, обессилено лежали в кандалах трое пленников. Это были белка и две мыши. Очевидно, пойманные в лесу рабы. Никто их не специально не охранял, но это и не требовалось – казалось, пленники не смогли бы не только бежать, но даже и дышать, настолько измождёнными они выглядели. Под браслетами оков запеклась кровь, на спинах – полосы от хлыста. Бедные зверушки! Вот бы их освободить! Но тогда обязательно поднимется тревога… Бесшумно кандалы не откроешь и не разобьёшь, ключ – у одного из хищников, да и беглецы из них никакие.

 

Между тем я отыскал ещё одну полянку, полную отдыхающих врагов, неподалёку от первой. Очевидно, дополнительная охрана. Значит, тигр придаёт большое значение тому, что здесь строят. Но где он сам? Где ты, Джахангир? Я чувствую, ты где-то рядом! Но где?

 

Ладно, надо возвращаться на первую поляну и попытаться если не уничтожить странный объект, то хотя бы саботировать его постройку и освободить пленников. Легко сказать… На поляну я проник без проблем. Почти все враги спали, лишь двое в полудрёме таращились в противоположную от меня сторону в темноту, один регулярно прикладывался к фляге, и его голова всё ниже клонилась на грудь. Вот и странное сооружение. Сбитая из брёвен рама, поставленная на другие круглые брёвна. Что это будет? Баллиста? Катапульта? Осадная башня? Огромный таран? Иная стенобитная машина? И как прикажете её уничтожить? Поджечь её – моментально поднимется тревога, а то и лес загорится, да и чем подожжёшь такую махину, чтобы сразу вся запылала? Бочонка масла у меня нет, не тюкать же кремешком, в самом-то деле? Отдирать сложенные «в лапу» брёвна – не вариант тем более. Разбить раму мечом тоже нельзя, так как моментально проснутся враги. Я, конечно боец хоть куда, по сравнению с этим сбродом, но рубка с несколькими десятками врагов в мои планы не входила. Ладно, хоть узнал, что они что-то строят. Теперь бы ещё зверей освободить, чтоб не возвращаться из бесплодной разведки с пустыми лапами… Но как?! Закутавшись в плащ, я подкрался к пленникам. Их лапы были скованы кандалами, а через них была пропущена общая цепь, намотанная вокруг тяжеленного ствола. Да-а, бесшумно её не размотаешь, а по-иному отстегнуть от неё кандалы нельзя… Или можно?! Что, если разогнуть одно звено и разомкнуть связывающую их в одну гирлянду цепь? И разматывать ничего не придётся… Ну что же, попробуем. И будить пленников я пока не буду, пусть себе тихо спят и не шумят. Но тут, как назло, белка открыла глаза и уставилась в страхе на меня, Опасаясь, что она начнёт бузить при виде огромного волчары (хоть я и накинул на голову капюшон), я быстро прижал лапу к морде, призывая её к тишине, и безмолвно показал на цепь. Не говоря ни слова, белка принялась тихо тормошить остальных двух пленников. Тем временем, я выхватил из-под плаща кинжал, отразившийся мгновенным испугом в глазах белки, и, втиснув его в соединение колечка звена, осторожно нажал. Металл цепи оказался слабее стали боевого кинжала, и звено стало размыкаться. Спустя несколько секунд я вытащил из образовавшейся щели следующее звено, и разорванная напополам цепь перестала приковывать несчастных к бревнищу. Спрятав светлый клинок в рукав, я поманил испуганно жмущихся друг к другу пленников за собой, призывая ступать по моим следам. Спустя напряжённую минуту мы были уже за деревьями.

 

Я оглядел освобождённых мною зверей. Белка, мышь и хомяк, все трое еле держатся на лапах. Хуже всех выглядел хомяк. Когда-то он был весьма упитанным и, видимо, совсем непривычным к тяжкому труду, поэтому ему пришлось хуже всех. И что мне с ними делать? Не тащить же их в Рэдволл через весь вражеский лагерь? Я, может, и пройду ещё раз (наверняка они там окончательно перепились), но еле стоящие бывшие рабы точно не пройдут незамеченными. Может, спросить у них самих?

 

- Вы откуда?

 

При звуках моего голоса испуганно смотревшие на меня звери (ведь я для них, мирных лесных жителей, - страшный хищник, даром что ростом намного выше их поработителей), разом вздрогнули, после чего наиболее прыткая из них белка тихо ответила: «Мы – мирные жители. Мы жили с семьями рядом с рекой Мшистой, но пришедшие хищники перебили многих из нас, а нас троих взяли в рабство. Там, на острове на нашей реке, их вожак устроил себе логово. Мы никогда не видели таких зверей. Он похож на дикого кота, только намного, намного больше, и красный с полосами. Он смотрел, как убивают моего брата, и ухмылялся! Чтоб ему утопнуть в своих золотых доспехах, и его тварям тоже!»

 

Сдавленный рёв вырвался из моего горла, заставив бедняг отскочить за раскидистый вяз. Джахангиррр! Я знаю, где ты!!! Я иду, чтобы убить тебя!

 

С трудом подавив вспыхнувшие во мне раскалённым фонтаном чувства, я сделал успокаивающий жест зверям. Положив белке на худое плечо свою когтистую лапу, я пообещал: «Утопнут. В собственной крови!» И, видно, что-то такое было в моём голосе, что все трое съёжились в темноте, а по плечу под моими когтями пробежала дрожь. Уже более спокойно я спросил:

 

- Ну, и куда вы собираетесь теперь?

 

- Мы хотели бы укрыться в Рэдволле, если это ещё возможно.

 

- Увы, нет. Аббатство в кольце осаждающих, вам через него не пройти. Туда сейчас путь закрыт.

 

Тут подал голос хомяк: «Дальше на восток в лесу живёт моя родня. Надеюсь, хищники туда не дошли. Мы пойдём туда, там и укроемся. В подземном доме нас никто не найдёт, а запасов там хватит хоть на сотню сезонов.»

 

Ну, это надо думать. Хомяки по части запасов – просто параноики.

 

- До рассвета, надеюсь, вас не хватятся, поэтому спешите! Через пару сотен шагов вы выйдете на тропу, по ней и идите до света, а там постарайтесь укрыться в лесу. И больше не попадайтесь!

 

- Спасибо вам, господин! Мы этого не забудем! Если…

 

- Некогда беседовать, марш отсюда, и поскорее!

 

Прерванные на полуслове в своих благодарностях спасённые звери замолчали и через минуту скрылись в лесу. Шедшая позади всех мышь оглянулась и, ничего не сказав, тоже растворилась в темноте. Надеюсь, они спасутся.

 

Побродив ещё с четверть часа вокруг и ничего нового не узнав, я рискнул вновь проникнуть на поляну. Дело в том, что под ковром прошлогодних листьев я нашёл ядовитые коренья. Убить они, может, и не убьют, но выведут из строя надолго точно. Особенно, если бросить их в бочку с водой. Таковая как раз стояла на поляне. Выжав в неё порезанные коренья и прополоскав в ней же их остатки, предварительно обернув лапы лопухом, я решил отправиться к Мшистой и попытаться уничтожить своего заклятого врага. Кровь вскипала в моих жилах от одной только мысли, что, возможно, я скоро отомщу убийце своего брата. Но судьба, очевидно, решила иначе. Со стороны второй занятой врагом поляны вдруг послышались крики и лязг оружия. Там кто-то с кем-то дрался. Однако! Уродцы повздорили между собой из-за бутылки или я не один такой коварный в лесу? Кто-то ещё пытался вредить крысам? Или даже напал на них?

 

Мои рассуждения были прерваны руганью за спиной. И не только за спиной. Враги на поляне стали пробуждаться, и я оказался ровно посерёдке вражеского лагеря. Крысы, хорьки, ласки похватались за оружие, вглядываясь в ночной лес. Меня, съёжившегося за бочкой, пока никто не замечал. Всё внимание было устремлено в окружавшие поляну заросли. Внезапно шум боя приблизился, и вдруг на окраину поляны выскочил высокий стройный белый силуэт. И столкнулся с врагами. Засверкала и зазвенела сталь, один из противников упал, но остальные уже окружали светлую фигуру. Да и сзади приближались враги… Дольше сидеть за бочкой я не мог. Условия для незаметного отступления были идеальные, но я даже не подумал об этом. Звездой смерти блеснул в темноте кинжал, пригвоздивший к дубку тощего хорька. Выпущенная из нового арбалета короткая стрела отправила обратно в заросли выскочившего со стороны второй поляны одноухого лиса в ржавом колонтаре. Со злым коротким взвизгом Вольфклинг покинул ножны. Не ожидавшие нападения из центра собственного лагеря враги на мгновение впали в ступор, когда за их спинами неожиданно выросла огромная тёмная фигура со сверкающим мечом более ярда длиной. Одним широким ударом я сразил насмерть двух крыс, выпадом заколол ласку с шипастой дубиной, пинком мощной лапы отправил головой в штабель другую. Опешивший поначалу враг с воплем отскочил от нас, а я, наоборот, сделал шаг вперёд, отправив в тёмный лес ещё одну крысу. Без башки. Между тем к врагам приближалось подкрепление с другой поляны. Выпад, легко отбил вниз вражеский клинок, укол, тут же косой удар на возврате – ещё двое противников ткнулись в вытоптанную траву. Мой неведомый союзник заставил с захлёбывающимся воем рухнуть на землю подбиравшуюся к нам сбоку ласку с топором. Грозный воинственный рык вырвался из моей глотки, и блохастая мелюзга в страхе прыснула в сторону приближающихся своих. Те как раз выбегали из темноты на поляну, размахивая факелами. Схватив за лапу таинственного воина, я рванул с ним под деревья, не забыв вернуть себе кинжал Ховарда. И побежал в сторону, противоположную той, куда ушли бывшие рабы, прямо по направлению ко второй поляне, огибая её по темноте. Враги явно не думали, что мы побежим обратно к их логову, поэтому стали сторожко шариться по тёмному лесу, слепя себя факелами. Темп мы взяли хороший, таинственный незнакомец не хуже меня бежал по лесу, поэтому от дезориентированной погони мы сразу же оторвались. Обогнув вражеские лагеря по дуге, я вышел вновь к тому месту на опушке, откуда начал своё путешествие. «Тебе куда?» - спросил я шёпотом. Такой же шёпот раздался в ответ: «Не знаю». И тут же – тихий стон. На белеющем в темноте боку зверя расплывалось тёмное кровавое пятно. «Перед нами – окружённое вражеским лагерем аббатство Рэдволл. Можно пробраться через спящий лагерь, только тихо. В аббатстве тебя вылечат». В ответ раздался короткий выдох: «Я с тобой». Мой новый товарищ, судя по всему, не уступал мне в ловкости и умении тихо ходить. Что ж, можно попробовать. Правда, если попытка окажется неудачной, мы оба отправимся в Тёмный лес. И тогда я не отомщу за кровь брата… Но надо попытаться. Мы стояли напротив того же самого места с шатром, где я пробирался не так давно. Шум попойки к этому времени стих, большинство костров прогорели, и враги, похоже, все спали. Все, не все… «Давай за мной, только тихо!» Мгновенной тенью я выскользнул из кустарника и проник во вражеский лагерь. Предрассветная тьма окутывала землю, и меня почти не было видно. А вот моего нежданного напарника в белой одежде было видно великолепно. Если кто-то его заметит, то спьяну точно начнёт орать на весь лагерь о призраке. Но до капитанского шатра мы добрались без приключений. Прямо за ним с топором в лапе храпел крыс, закутавшись в плащ. Рядом с ним лежала на земле ещё какая-то тряпка, видимо, служившая подстилкой его куда-то ушедшему товарищу. Не раздумывая, я схватил тряпьё и накинул его на спутника. Тот «погас» и перестал отсвечивать на весь лагерь. Что ж, отлично, главное, не напороться на хозяина подстилки. Мы крались между сонных врагов, и видны уже были внешние посты караульных, как вдруг нам на встречу вышел долговязый крысёныш. Увидав две крадущихся в ночи высоких фигуры, он открыл было пасть, собираясь то ли что-то спросить, то ли поднять тревогу, но вошедший прямо между зубов болт не дал ему этого сделать. Сражённый бесшумной смертью, несостоявшийся противник опрокинулся наземь. Вот и пригодился подарок ежей-мастеровых, и уже второй раз за ночь, кстати. Давешние дозорные не подавали никаких иных признаков жизни, кроме храпа, оповещая им о своём присутствии всех вокруг. Правильно, начальство далеко, командиры перепились, можно и самим расслабиться. Благодарность вам за это от Рэдволла…

 

 

 

…В предрассветном сумраке две тёмных тени скользили по направлению к северной стене аббатства. Достигнув её, они словно растворились в камне…

 

 

 

…Ну, вот я и в аббатстве. Мой спутник обессилено прислонился к стене и согнулся, держась за бок. Э, смотри не загнись тут у меня! Пошли-ка в лазарет… Несмотря на поздний час, там дежурила сестра Астра. Когда мы вошли, она дремала в кресле под факелом. Раненые спали. Изредка кто-нибудь поворачивался с боку набок. Один раз кто-то застонал – видимо, задел во сне рану. Я сбросил на пороге со своего спутника грязную тряпку. При скудном свете факела я с интересом взглянул на него. В лесу, в бою и бегстве по ночным зарослям, я был полностью поглощён нашим спасением и не обращал внимания на его облик, пробираясь через вражеский лагерь – тем более, да и подобранная тряпка накрывала фигуру с головой, а сейчас… Я вздрогнул, словно от пропущенного удара. На меня смотрели два пронзительно-сиреневых глаза, словно первые фиалки в весенних горах. В узких зрачках плескалась боль. Моё сердце словно вдруг стиснула чья-то лапа. Передо мною стояла белая, как снег, волчица. Её стройную высокую фигуру облегала белая, залитая кровью туника, на боку висели ножны с узким прямым мечом. Никакой брони на ней не было, поэтому ничто не защитило её от раны. Видимо, я стоял, как громом поражённый, потому что она через силу улыбнулась мне. А я всё никак не мог оторвать взгляда от лучистой глубины её глаз.

 

Восклицание сестры Астры прервало незримую связь наших глаз. «Нибелунг, ты цел? А вы кто? Вы ранены?!» - не прекращая расспросы, мышь-лекарка между тем сноровисто мотала бинты, щипала корпий, доставала мази и прочие целительные снадобья…

 

…Волчица осталась на ночь в лазарете под опекой хлопочущей Астры, а я пошёл в свою комнату. Не буду будить настоятеля, доложу обо всём утром. Придя к себе, скинул кольчугу и снял оружие. Надо бы поспать хоть немного, но перед мысленным взором стояли необыкновенные сиреневые глаза прекрасной волчицы. Словно какая-то струна в моей душе натянулась до звона, задетая этим чарующим взглядом. Это казалось таким не реальным – встретить в захваченном врагом ночном лесу и привести в Рэдволл белую волчицу. Такую же, как я. Я почувствовал инстинктивно, что встретил равного мне зверя. Говорят, у белых зверей – особенная судьба, ибо их отметила сама Северная Вечность. Я унаследовал верховную власть в своём Народе, но иду тропою мести по следам убийцы своего брата, оставив родные снега, а теперь повстречал на своём тяжёлом пути такую же, как и я, белую волчицу-воительницу. Ну не удивительно ли? Я не верю в случайности… Что мне уготовила судьба? И душа словно бы дрожит в груди, когда я вспоминаю её тонкий стан, белый мех, окровавленную тунику… Как она? И что происходит со мной? Я словно бы раздвоился… В загрубевшей от боли и горя душе воина словно бы распустился нежный сиреневый цветок, словно бы родился кто-то юный и чистый, способный чувствовать и … и что? Неужели я…

 

Заснуть я так и не смог. С рассветом я умылся и, накинув на простую одежду свой любимый плащ синего бархата, спустился вниз. Я хотел узнать, как чувствует себя необыкновенная волчица, но двери лазарета были заперты, и мне ничего не оставалось, как отправиться в Большой зал. Повара только-только растапливали печи, неспешно поднимался негромкий утренний шум, аббатство просыпалось. Вскоре туда же пришёл и аббат.

 

- Доброе утро, отец Доминик.

 

- Доброе утро, Нибелунг! Надеюсь, ты здоров? Удалось ли что-нибудь выяснить?

 

- Спасибо, господин аббат, со мной всё в порядке. Неподалёку в лесу хищники начали возводить, видимо, какое-то осадное сооружение, но успели пока собрать лишь раму основания. Думаю, мне удалось вывести из строя какую-то часть противника отравленной водой, но не это главное. Вам наверняка известно о другом результате моей вылазки.

 

- Да, мне уже сказали… Но хотелось бы выслушать именно твой рассказ, если ты не против.

 

- Разумеется. Разведка прошла без проблем. Мне удалось беспрепятственно пройти через вражеский лагерь и найти поляну, где идёт строительство. Бывшие там враги спали, огня не разводили, поэтому я спокойно подобрался к конструкции, но как-либо навредить ей был не в силах. Не рубить же брёвна мечом! Я лишь смог отравить им воду ядовитыми кореньями. Сдохнуть они не сдохнут, но помаются основательно. Также мне удалось освободить троих пленников, мышь, хомяка и белку, бывших там рабами. Надеюсь, они уже далеко и в безопасности. От них я узнал, что ставка Джахангира (ххгрррр!) на острове посреди реки Мшистой.

 

Рядом с этой поляной была вторая поляна, тоже занятая спящим противником, но строительства на ней нет. Когда я травил воду в бочке на стройке, со стороны той, второй, поляны послышались звуки боя, которые очень быстро приблизились. На поляну, посреди которой за бочкой укрылся я, выскочила волчица и вступила в бой с сонной охраной. Меня враги не заметили, не ожидая нападения из центра собственного лагеря, поэтому мне удалось нанести неожиданный удар. Вместе с волчицей нам удалось перебить большую часть врагов на этой поляне, но подкрепление со второй уже подходило, поэтому мы были вынуждены ретироваться, тем более, что она была ранена в бок.. Ходить и бегать по лесу она умеет так же хорошо, как и я, поэтому от погони мы сразу же оторвались. Сделав крюк, мы вышли из леса в том же месте, в котором я пересёк вражеский лагерь, и тем же путём я провёл нас в Рэдволл. Кстати, спасибо нашим колючим мастерам: если бы не их арбалет, мы могли бы погибнуть. А теперь позвольте узнать у вас, что с нашей гостьей?

 

 

 

… Не успели последние произнесённые волком слова стихнуть под высокими сводами залитого розовым мёдом рассветного солнца зала, как в него осторожной лёгкой поступью вошла белая волчица. Оба собеседника разом прекратили разговор и уставились на неё. Спустя некоторое время все трое сидели за накрытым столом и слушали её рассказ…

[Nibelung111]

…Её жизнь началась в горах на Севере. Её племя, некогда могущественное, но утерявшее свою былую силу, жило средь увенчанных снегом вершин, на покрытых тайгой склонах. Её родители, вожди племени, нарекли её Хельгой, в память о её далёкой предшественнице, привёдшей их племя в горы после неведомой катастрофы, изгнавшей их из более плодородных и спокойных земель. Её мех был таким же белым, как вечный снег Великой вершины, как и у её матери. Она была единственным ребёнком в семье. Пока семья была жива… Её родители ушли в Тёмный Лес, когда она была ещё пушистым волчонком… Её одинокое детство прошло среди обрывистых круч и мрачной тайги. Как и я, она не слишком любило чьё-то общество и всегда стремилась к уединению. Лунными морозными ночами она уходила высоко в горы и там смотрела на луну, чей свет бриллиантово искрился в ледяной короне Великой вершины, и вспоминала родителей… Жизнь её племени, единственной наследницей правителей которого она осталась, не была лёгкой, а уж её, сироты, и подавно. Тяжёлые погодные условия, недостаток пищи, частые болезни, сокращавшие и без того немногочисленное племя… Её народ таял на глазах. Старейшины, правившие со дня смерти её родителей, потому что она была ещё слишком юна и неопытна, пытались сдержать натиск злого рока, но безуспешно… Настал тот пасмурный и холодный день, когда остатки некогда могучего Племени разбрелись кто куда… Последние волки уходили из породивших их гор в поисках лучшей доли, и скалистые склоны пустели… Однажды ушла и она… Взяв старинный отцовский меч и ожерелье матери, она спустилась в долину. Начался долгий и тяжёлый путь. Хоть она и была по натуре одиночкой, но она страшно тосковала по своему племени, служение которому было заложено в её крови Вождей… Но всё же время лечит, и путь впереди стал казаться словно бы светлее. На равнине и в лесах климат был помягче, добывать еду было легче, тем более что она привыкла есть любую пищу. Куда только не забрасывали её тропы судьбы..! Во многих землях побывала она, не раз ей приходилось бороться за свою жизнь… А этой зимой она проходила через заметённый сугробами Северный лес, где живёт мой народ! От встреченных волков она узнала про прошедшую по этим благодатным чащам войну, про постигшие Народ несчастья… Но потихоньку Народ Волков начинал оправляться от принесённых войной бед. Правитель Нордвальда, Харальд (мой младший брат! Как я соскучился по нему!), оказался очень хорошим вождём и вёл свой Народ к благополучию. Благодаря проявленной им мудрости дела в Нордвальде шли в гору!

 

Но в богатом и крепком Северном лесу она не осталась. Путь стал её жизнью, её судьбой… И она покинула Народ Волков ради одиночества… А недавно она пришла в Лес Цветущих Мхов и узнала о постигшей его обитателей беде. Смекнув, что это те же самые хищники, что не так давно атаковали Нордвальд, она решила разузнать о них побольше. И вчера, одновременно со мной, прокралась к вражескому лагерю…. Ко второй поляне. Попасться она не боялась, ведь трудно было найти во всей Стране Цветущих Мхов зверя более ловкого и привыкшего ходить по лесу, да и не знала она страха. Переживший гибель своего народа не боится за свою жизнь… Но Великие Сезоны рассудили по-своему…

 

На неё случайно наткнулся хорёк, тайком от своих дрыхнущих товарищей улизнувший с поляны в лес, чтобы перепрятать украденную у одного из своих безделуху. Случилось так, что они неожиданно столкнулись нос к носу… Меч Хельги, казалось, было не остановить, но чёртов хорёк оказался на редкость проворным. Он успел подставить под летящий клинок кинжал, отпарировав удар. Последовала короткая схватка. Негодяй был повержен, но тревога уже поднялась. Разбуженные лязгом стали враги ломились на звук боя… Нанизав на лезвие меча самого расторопного, волчица кинулась в противоположную сторону, стремясь запутать врага, прущего в лес, но…выскочила на другую поляну, где за бочкой прятался я, прямо на клинки и копья проснувшейся охраны. Тут уж вмешался я. Нападения из собственного лагеря они явно не ожидали, поэтому были ошеломлены. В последовавшем за этим бою многие солдаты противника были убиты, а Хельга – ранена. Пришлось отступить, после чего я провёл её через вражеский лагерь в Рэдволл…

 

 

 

…Моё сердце защемило, когда я услышал её полную горя, лишений и одиночества историю. Потерять сначала родителей, а потом – и весь свой народ… Жить впроголодь в тяжелейших условиях, а потом одной идти через целый мир, рискуя жизнью… Несмотря на стезю одиночки, она, будучи сама лишена родительской любви, очень любила своих собратьев, и теперь безмерно тоскует по ним… безмерно одинока… как и я. Словно бы на непостижимых перекрёстках троп судьбы встретились два одиночества… Два равных белых зверя с необычными судьбами. И снова меня словно бы обжёг льдом и пламенем её невозможный сиреневый взгляд, брошенный на меня… И показалось ли мне, что в этих прекрасных глазах появилась какая-то мягкость, словно бы сиреневый хрусталь вдруг на мгновение стал лепестками фиалок? Как же много горя видели эти очи… И как я её понимаю…

 

 

 

- И что же вы, дорогая Хельга, планируете предпринять дальше?

 

Голос аббата вернул меня к реальности.

 

- Сперва хочу поблагодарить вас всех за помощь (отдельный кивок и взгляд в мою сторону), но дальше я хотела бы остаться в аббатстве и участвовать в борьбе с неприятелем. Я – дочь воина и не стану убегать от этих гнусных тварей!

 

Приятный, мягкий и какой-то бархатный в начале фразы голос белой волчицы вдруг зазвенел калёной сталью, словно клинок меча, выхваченный из ножен.

 

Однако! У этой красотки неплохой характер! Как говорят у нас, под мехом скрывается стальная шкура. А драться она умеет…

 

- Тогда позвольте предложить вам всё наше гостеприимство, дорогая Хельга! Надеюсь, пребывание в нашем аббатстве принесёт вам радость, несмотря на войну. Спасибо вам за желание помочь в борьбе против неприятеля!

 

Мягкий голос аббата шелестел над ухом, а глаза всё ловили взгляд сиреневых очей…

 

 

 

… Настал полдень. Яркое летнее солнце горячим блином пекло с лазурного неба зелень. Покончив кое с какими делами, я взял флягу с сидром и пару завёрнутых в чистую тряпицу пирогов с вареньем и направлялся в сад, чтобы не спеша пополдничать в теньке под деревьями. А может быть, и вздремнуть. Ведь ночь выдалась на редкость неспокойной… А сад в Рэдволле – лучшее место для этого. Но не успел я устроиться в тени раскидистой старой яблони, как сбоку раздалось знакомое шлёпанье сандалий по дорожке, и рядом со мной плюхнулся в траву Колин. На этот раз на нём было зелёное диббунское одеяние, делавшее его незаметным на фоне листвы. Глазёнки малыша сияли радостью, а в шелковистом чубе запуталась травинка.

 

- Ты вернулся! Как прошла разведка? Скольких хищников ты порубил? Ты сломал то, что они там делают? Они скоро уберутся от нас? Ты не ранен? А кто эта белая волчица?! Она такая же, как ты!

 

Голос мышонка звенел, как латунный колокольчик, а пальчики ухватили мою лапу. Сунув ребёнку пирожок, я принялся отвечать на его бесчисленные вопросы. А в душе словно бы запутались слова Колина: «Она такая же, как ты!». Между тем Колин, измазав усики малиновым повидлом, прикончил пирожок. Я дал ему фляжку, и он сделал из неё несколько глотков. Жара, еда и слабоалкогольный сидр сделали своё дело, и малыш стал задрёмывать, да и я начал клевать носом. В теньке под яблоней было так прохладно, а ночь была такой тяжёлой… Наконец Колин привалился ко мне и уснул, а через несколько минут, так и не дожевав свой пирог, к нему присоединился и я.

 

 

 

… Посреди залитого летним полуденным солнцем изумрудного сада в тени под раскидистой яблоней спали, привалившись друг к другу, огромный белый волк и крошечный по сравнению с ним мышонок. Волчья лапа со страшными когтями, способными порвать кольчугу, осторожно обнимала за плечи задремавшего ушастого малыша….

 

 

 

…Я проснулся от возни Колина под боком. Мышонок проснулся и теперь увлечённо доедал мой пирог. Я встал, потянулся и, лязгнув зубами смачно зевнул. Однако, неплохо выспался! Солнце уже висит над самой западной стеной. И не мешало бы перекусить, желательно, чем-нибудь поосновательнее плюшек. Например, упитанным мышонком. Хе-хе. Схожу-ка я на кухню, там у сестры Агаты наверняка можно будет разжиться съестным до ужина. Но сначала поднимусь на стены, посмотрю, что там делают наши враги… Да, и где, интересно, сейчас Хельга..? При воспоминании о белоснежной воительнице сердце вновь наполнилось чем-то сладким и горячим. Я встретил её только этой ночью, но с каждой секундой она становится мне всё дороже. Моя душа словно бы потянулась за ней. Как же так? Так странно…

 

 

 

…Со стен я увидел, что во вражеском лагере с той стороны, куда я ходил в ночной рейд, царит оживление. Ага, наконец почуяли неладное, тупицы. Труп в лагере нашли, да и лесные строители небось сообщили о ночном происшествии… Интересно, а хозяин уже знает? Чтоб ты собственным хвостом подавился, Джахангир! Я найду и убью тебя! Убью!

 

Подавив в себе обжигающую разум волну гнева и ненависти к убийце брата и сородичей, я спустился по ступеням во двор и направился на кухню.

 

На кухне полным ходом шли приготовления к ужину. Поварята сновали туда-сюда, упитанная полёвочка Агата помешивала здоровенной поварёшкой в огромном котле рачкового супа. До ужина ещё оставалось с полчаса, поэтому я, вдохнув аппетитные запахи готовящейся снеди, вышел из кухни и задумчиво побрёл по направлению к Большому залу. Это величественное светлое помещение со словно парящими выси сводами понравилось мне сразу, как только я впервые появился в нём. И этот роскошный гобелен… Ну и размеры! Скорее, это уже настоящая летопись аббатства, вышитая искусными мастерами так ясно, ярко и живо, что изображения на гобелене казались совсем свежими, словно бы и не прошло множество сезонов с момента их появления, и какими-то одушевлёнными, неплоскими, как будто вышитая картина впитала в себя любовь, мастерство и трудолюбие своих творцов. В самом центре гобелена во весь рост стояло изображение могучей мыши в отличных боевых доспехах без шлема, спокойно, но твёрдо опиравшейся на огромный меч с красным камнем в навершии рукояти. Мартин-Воитель, основатель и первый защитник Рэдволла, так почитаемый всеми обитателями аббатства, чей настоящий меч, столь кропотливо изображённый вышивальщиками, висит сейчас на той же стене прямо под гобеленом, сверкая в закатном луче огромным рубином, словно капелькой свежей крови. Именно благодаря ему красные стены вознеслись среди освобождённого от власти дикой кошки Леса. Во все стороны от Мартина к границам гобелена разбегались всевозможные враги-хищники. В вышитых фигурках можно было узнать крыс, хорьков, лисиц… Лицо рэдволльского героя было спокойно, сурово, но приветливо, а глаза, казалось, смотрели с вышивки с затаённой грустью, словно бы успев повидать немало горя в жизни. Да, собственно, наверняка, так оно и было… За время своего выздоровления я успел ознакомиться с аббатскими летописями, и среди пожелтевших пергаментов, исписанных множеством почерков ушедших в Тёмный Лес летописцев, мне попался один потемневший от времени, перевязанный золотистой ленточкой, явно очень ценный пергамент, оказавшийся биографией Мартина-Воителя и одновременно описанием строительства и существования аббатства при жизни Мартина. Ровные, чёткие, несмотря на минувшее время буквы, выведенные твёрдой рукой, сливались в описание жизни и приключений героя-воина. Тяжёлое детство, омрачённое гибелью матери, отплытие в погоню за её убийцей отца, пиратский плен, гибель последнего родного ему существа – бабушки, потеря отцовского меча, рабство и непосильный труд в строящемся на западном берегу Маршанке, кнут надсмотрщика и бессилие что-либо изменить… Борьба, едва не окончившаяся его гибелью, чудесное спасение из рабской ямы и знакомство со своей любимой, новые друзья … Свобода, недолгое счастье с прекрасной мышкой, поход на её родину, в сказочную Полуденную Долину, горячая взаимная любовь, появление собственного войска… Возвращение под ненавистные стены, гибель друзей, новая ожесточённая борьба с ненавистным поработителем-горностаем… Длившийся день и ночь бой, сражённые враги, павшие вражеские стены, уничтожение убийцы-Бадранга – и гибель возлюбленной… Роза – кажется, так звали мышку, отдавшую жизнь в великой борьбе против зла? Говорят, отчаянью Воителя не было конца… Ведь это так больно и страшно – потерять того, кого любишь всем сердцем! Навек померкший свет и рвущая пустота в душе, прощание с боевыми товарищами, одинокий поход в Страну Цветущих Мхов – и новая беспощадная война со свирепой кошкой Царминой, залившей кровью пол-леса. Путешествие в Саламандастрон, знакомство с Владыкой Горы Вепрем, обретение нового могущественного клинка из звёздной стали, ставшего символом и оружием Рэдволла, возвращение в СЦМ… Встреча с другом детства, осада и затопление Котира и последняя смертельная схватка с дикой кошкой… Тяжелейшие раны, почти смерть, медленное выздоровление… И начало строительства Рэдволла. Не один и не десять сезонов прошли, пока красные стены аббатства вознеслись над деревьями Леса Цветущих Мхов. Жизнь в мире, в строящейся обители, скорая смерть друга Воителя – Тимбаллисты… Поход на Северный Берег, на свою родину… Ведь он, как и я, родился там, где снега больше, чем зелени. Вот только жить на ледяном берегу, продуваемом всеми ветрами, со скудной природой было не в пример тяжелее, чем в богатейшем бескрайнем Нордвальде.

 

Да-а-а, много же горя, крови и боли пришлось повидать рэдволльскому основателю. Но, по преданию, утратив счастье с гибелью юной Розы, он обрёл покой и утешение здесь, за стенами из красного песчаника. Он словно бы начал другую, новую жизнь, уйдя от мира в тишину и неизменность монашества. Рэдволл стал смыслом его жизни. Вся его любовь, неизрасходованная в семейном счастье, перенеслась на основанную им и мышами из разрушенной Глинобитной Обители лесную цитадель. Говорят, он умер спокойным и удовлетворённым, без страха уходя из этого мира в мир иной, не ведающий боли, тревог и смерти, навстречу своей возлюбленной, оставив своей обители могучий меч, иссечённые в битвах доспехи и вечную славу восторжествовавшей справедливости. Основанный им орден окреп, превратив мирное аббатство в неприступный бастион добра, о чьи стены разбились множество армий нечисти. Разобьётся и эта…

 

 

 

…В гулкой пустоте величественного зала одиноко стоял волк, глядя на огромный прекрасный гобелен. Его могучая фигура казалась крошечной под вознёсшимися под самые небеса сводами. Косые закатные лучи эфемерным янтарём заливали полотно, и в их тёплом и тихом свете казалось, что искусно вышитый Мартин-Воитель словно жив и сейчас шагнёт со стены в главный зал своего любимого дома. Как настоящий, золотился прекрасно изображённый коричневый мех, и добрые глаза дружелюбно, торжественно и ободряюще глядели на застывший внизу силуэт хищника, нашедшего приют в обители мирных зверей и поднявшего свой меч на защиту Рэдволла. В полной тишине невесомые пылинки танцевали свой золотой вальс в густых лучах вечернего солнца…

 

 

 

…Как всегда, за ужином было шумно и весело. Уставшие от дневных трудов и удовлетворённые результатами звери мирно и радостно обсуждали события уходящего дня, не забывая о множестве вкуснейших яств, непрерывным потоком доставляемых с кухни на столы. Чего тут только не было..! Кротовьи запеканки, салаты, острый креветочный суп, бульоны, пироги с овощными, ягодными и фруктовыми начинками, расстегаи, даже обжаренные в кипящем масле со специями креветки, большущий штрудель и ещё множество других вкусностей. Компоты, морсы, шипучки, наливки, настойки и эль плескались в чашках, стаканах, кружках и кубках, и всего этого было так много, что хватило бы на то, чтобы накормить всю Страну Цветущих Мхов, а супом можно было бы наполнить рэдволльский пруд. Вот только хариусам это вряд ли бы понравилось… Во главе стола в большом резном кресле сидел аббат Доминик, справа от него восседала матушка-барсучиха Клотильда, держа на коленях и кормя с ложечки ягодным пюре маленького кротёнка. Я уселся на скамью между молоденькой белочкой и толстым мышом. Проголодавшись, я накинулся на еду. Плюхнув себе на тарелку очередной кусок картофельно-свекольной запеканки с репой, я потянулся за расстегаем с земляникой, и тут увидел её. Хельга в тонком кремово-жёлтом платье сидела в углу и осторожно откусывала кусочки от пирога с луком и рисом, с любопытством глядя на пирующих и гомонящих рэдволльцев. Как она хороша..! И огромные фиалковые глаза, словно драгоценные камни, поблёскивают и вспыхивают в свете факелов и канделябров. Я встретил её только лишь минувшей ночью, но она уже успела стать мне очень дорога….

 

 

 

…Прошло несколько дней. Лето всё жарче разгоралось пожаром неуёмной зелени под выцветающим в полдень зенитом. Ничего особенного не происходило. Стук топоров в лесу продолжился, но никакой другой активности враг пока не проявлял. Я проводил время в тренировках и обучении защитников Рэдволла, за которыми с восторгом наблюдали вездесущие диббуны. Глядя на нас, юный Колин и другие сорванцы вооружились палками и устраивали шумные побоища в кустах, пока не потоптали малинник и их не разогнала Клотильда, пришедшая в ужас от вида поломанных кустов. Каждую свободную минуту я старался проводить рядом с Хельгой, которая окончательно поселилась в моём сердце. Несмотря на свою привычку к одиночеству, я с наслаждением отдался общению с ней. Рядом с ней было так легко и приятно, а говорить с Хельгой получалось так непринуждённо, и она тоже не избегала моего общества. К концу третьего дня её пребывания в аббатстве я окончательно понял, что люблю белую волчицу всей душой. Все те силы, те эмоции, что были направлены на скорбь, месть и ненависть к Джахангиру, теперь обжигающим потоком вылились в густую, всепоглощающую страсть. И эта страсть была взаимной. Хельга отдалась новому чувству со всей полнотой молодой, чуткой, оледеневшей от одиночества и испытаний души, отогретой пламенем любви.

 

Словно две одинокие, настрадавшиеся души наконец встретились и воссоединились. Вместе мы окунулись с головой в нашу любовь. Каждое наше мгновение стало сладким, как дикий мёд, и быстрым, как солнечный блик, и в то же время тянулось, как душистая смола северных кедров. Минуты слагались в часы, часы в дни, и трудно было отличить день от ночи. Я был на седьмом небе от переполнявшего меня счастья. Нет, я не перестал быть одиночкой, просто Хельга стала частью меня, два одиночества слились в одно, и больше никто в целом мире не был нам нужен. Никто и ничто не могло нарушить нашего счастья. Мы так думали…

[Nibelung111]

…Утро выдалось на редкость спокойным. Я проснулся с первыми солнечными лучами и поднялся на стену. Над пламенеющим всеми оттенками живого огня горизонтом медленно и величаво вставало сияющее красным золотом, как розовый мёд, солнце, заливая своим ослепительно-чистым потоком утреннюю тень лесного кружева под звонкие рулады первых птиц. Начинался новый счастливый и яркий, как пробуждающееся светило, день с Хельгой. Утренний мир был так прекрасен, роса так радостно искрилась под нежными лучами, а я был так счастлив, что был не в силах сдержать внутреннее ликование, и звонкий, чистый, радостный вой вырвался, казалось, из самого моего сердца и взлетел над просыпающимся миром, будя ото сна обитателей аббатства. Впрочем, враги в лагере под стенами тоже зашевелились. Было видно, как встрепенулись дремавшие дозорные, как из капитанской палатки выскочил заспанный ординарец и, протирая глаза, принялся оглядываться вокруг. А я был просто счастлив…

 

Погода была так хороша, а утро так чисто и нежно, что все завтракали на лужайке перед главным входом. Также было решено провести обед в саду, устроив настоящий пикник под сенью тенистых фруктовых деревьев. До самого полудня все занимались своими обычными делами, я помогал кротам с ремонтом одной из келий, а потом тренировал своих новобранцев. Хельга, несмотря на свою недавнюю рану, оказавшуюся, к счастью, неопасной, полностью поправилась и помогала сёстрам по хозяйству. Наконец, из кухни потянуло умопомрачительными запахами, и все стали готовиться к пикнику. Под деревьями расставили столы, на траве среди кустов расстелили белые скатерти, целая процессия мышей тащила с кухни блюда и котлы. Чего там только не было..! Обед удался на славу. Все немного подустали за утро, и теперь, в полуденный зной, с радостью уплетали в холодке вкусности и запивали прохладными напитками. Малышня скоро устроила беготню и игры вокруг. Колин тут же затеял поединок на палках сразу с тремя другими малышами, попутно пытаясь ещё и стянуть что-нибудь сладенькое со скатертей. Мы с Хельгой сидели в тени не так давно отцвётшей старой сливы, наслаждаясь обществом друг друга и угощением. Как же хорошо с ней рядом! Какая же она красивая, добрая, умная! И пирожки с голубикой уплетает быстрее меня…

 

 

 

 

 

…Доев лакомства, Хельга вдруг улыбнулась и, вытащив откуда-то из складок своего платья что-то блестящее, отдала мне. Это оказался старинный медальон из потемневшего серебра, инкрустированный янтарями, висевший на толстой серебряной цепочке.

 

 

 

- Этот медальон передаётся в нашем роду из поколения в поколение, от родителей к детям. Мы дарим его своим избранникам, как талисман, чтобы он берёг того, кто его носит, и наше счастье. Когда-то моя мать подарила его моему отцу… Теперь я дарю его тебе.

 

 

 

Позволив ей одеть медальон мне на шею, я крепко прижал к себе любимую волчицу…

 

 

 

…Внезапно в зелёные кущи фруктового сада донеслись крики со стен. Что такое? Неужели…

 

…Додумать я не успел. Воздух вдруг наполнился свистом и шипением, и на сад обрушился град стрел и камней. Многие стрелы горели. Прямо над нашими головами в ветвь впилась, задрожав оперением, чадящая стрела. Со всех сторон доносились крики зверей. В ужасе я увидел, как опрокидывается навзничь со стрелой в горле вечно весёлый и неунывающий бельчак Пушецвет…. Бросившаяся к малышам сестра Оливия, немолодая уже добродушная и тихая мышь, вдруг споткнулась и упала ничком в траву, а вокруг её головы начало расплываться багровое пятно… Ярким пламенем занялась одна из скатертей от вонзившейся в самый её центр горящей стрелы… Мгновенно вскочив, я заслонил Хельгу собой и оттеснил её за толстый узловатый древесный ствол. Надо бежать на стены! Сейчас начнётся штурм! Вдруг шум прорезал полный боли и страха и такой знакомый вскрик. Мгновенно обернувшись, я увидел, как падает, согнувшись, в траву Колин…

 

…КОЛИН!!! Крошечная фигурка недвижно лежала в примятой траве. Забыв обо всём, я кинулся к нему. По лапе немедленно обжигающе чиркнуло что-то быстрое и твёрдое, в футе от лежащего мышонка в землю впились сразу две стрелы. Скорее! Спасти, закрыть кроху от свистящей и неуловимой смерти! Мышонок, скорчившись, лежал на боку, его глаза были закрыты. Только… нет, Колин… Перевернув его на спину, я увидел кровь, которой уже пропиталась сутана. Внезапно я ощутил такой ужас, какого не ощущал ни в каком бою. Ужас оттого, что, при всей своей силе, выучке не сумел уберечь маленькую и чистую жизнь, спасённую мною однажды, но, как видно, лишь на короткое время… Лапы, привычные к тяжести стали, задрожали, а по сознанию словно бы начала расползаться чёрная клякса. Огромным усилием воли я заставил себя успокоиться и осмотрел Колина. Никакой стрелы я не обнаружил, и покрасневшая ткань сутаны была цела. Похоже, кровь текла из его левой лапки, которую он прижал к себе. В самом деле, тоненькая лапка была раздроблена чуть ниже локтя и изогнута под ненормальным углом. Из открытой раны текла кровь. Очевидно, в неё попал выпущенный из пращи камень. И Колин дышал. Он ЖИВ!!! Просто мышонок потерял сознание от боли и удара. Оторвав от его подола лоскут, я принялся быстро и туго бинтовать его лапку, перетягивая выше локтя и пытаясь наложить впопыхах неловкую шину из веток и тряпицы на перелом, закрывая его своим окольчуженным торсом.

 

 

 

…Обстрел прекратился так же внезапно, как и начался. Поглощённый перевязкой Колина, я не сразу заметил, что вокруг больше не свищут и не стучат, попадая в деревья (если бы только в них!) камни и стрелы. Со всех сторон неслись крики страха, боли, ярости, возмущения, испуга. Спешно поднятый гарнизон выбегал на стены, но противостоять было не кому. Штурм так и не начался. В воздухе тянуло гарью: многие горящие стрелы достигли своих целей, и целые команды рэдволльцев тушили очаги пожаров. Самое большое пламя вырывалось из покоев третьего этажа: целых четыре горящих стрелы, разбив стёкла, влетели внутрь, и теперь занавески, одеяла, ковры, деревянные вещи жарко горели, грозя устроить нешуточный пожар…

 

 

 

…Я осторожно поднял мышонка на лапы. Надо срочно отнести его в лазарет! Хлопотавшая рядом со мной Хельга пыталась привести малыша в чувство, а я размашистым шагом шёл к главному зданию. Скорее, скорее! В лазарет торопился не я один. Раненых несли на носилках, плащах, лапах со всех сторон. Стоны и крики не смолкали. Безмолвно несли убитых. Торчащие стрелы, разбитые головы… Обогнав вереницу санитаров, я бросился в лазарет.

 

В лазарете сбивалась с лап сестра Астра. Сердобольная и умелая лекарка бинтовала, перевязывала, накладывала жгуты. Её помощник, молодой мыш Эрни, трясущимися лапами пытался промыть здоровенную ссадину на голове старика-мыши, но, похоже, причинял ему ещё большие страдания. Наконец отбросив покрасневшую марлю, принялся накладывать на голову повязку. Седоусый старик стоически терпел.

 

 

 

Оттеснив какого-то крота с перевязанной лапой, я с Колином на руках протиснулся к докторам.

 

- Сестра Астра, помогите! Его срочно нужно перевязать! Ему раздробило лапу!

 

Поручив обработку раны своего пациента, высокой золотистой белки, Эрни, лекарка осторожно взяла у меня тоненькое тельце и положила на смотровой стол. Несмотря на сделанное мной подобие перевязки, раненый мышонок дышал всё слабее, и меня вновь стал охватывать холодный ужас за него. И слова Астры только усилили его.

 

- Бедняжка потерял немало крови, и сама рана тяжёлая. У него болевой шок, нужно срочно что-то делать!

 

- Так сделайте же! – взмолился я, глядя, как она торопливо разматывает наложенную мной повязку. Пропитавшаяся кровью ткань шлёпнулась в тазик, а лекарка уже готовила инструменты, доставала необходимые снадобья…

 

На плечо мягко легла лапа Хельги. Осторожно, но настойчиво она повлекла меня к выходу.

 

- Пойдём, с ним всё будет хорошо. В лазарете и так мало места. Ты повидаешь его позже.

 

Её голос звучал тихо и успокаивающе, и стальной обруч, стиснувший сердце при виде страданий махонького существа, немного разжался. Какое счастье, что на ней самой нет ни царапинки, подумал я, машинально зализывая оставленную задевшей вскользь стрелой ссадину. Если бы с ней что-нибудь случилось, я бы просто не смог дальше жить.

 

- Ниб, ты ранен?!

 

Её испуганный возглас вывел меня из раздумий, А, царапину заметила.

 

– А, пустяк. Вот Колину досталось так досталось. Хельга, дорогая, не ровен час, опять начнут стрелять. Ты иди лучше помоги женщинам с ранеными.

 

Юная воительница нехотя подчинилась и побрела в сторону лазарета, а я, взглянув на свои лапы с заляпанным кровью Колина мехом, внезапно вспомнил ту ночь в лесу. Как она бесстрашно и молча сражалась, будучи уже раненой. Как ловко кралась за мной через вражеский лагерь, прикрывая мне спину. Как багровое пятно расползалось по её льняной тунике.

 

Всё ты, Джахангир! Всё ты!!! Ты отнял у меня брата и половину племени, ты чуть было не отнял у меня Хельгу и вот, сегодня, маленького Колина, которого я успел полюбить, как сына. Я заставлю тебя заплатить за каждую каплю пролитой тобой крови. Придёт час, и я увижу твою кровь, не будь я Лордом Нордвальда!

 

 

 

…Поднявшись на стену, я окинул взглядом местность. Во вражеском лагере царило оживление, а на некотором расстоянии от наших стен лежало несколько убитых крыс. Что же вы замышляете, негодяи? И что же всё-таки произошло? Этот вопрос я и задал одному из дежуривших рядом выдр Командора.

 

- Да всё с утра было спокойно. Даже шумихи никакой у них не было. А потом вдруг, когда вы в саду устроили пикник, их стрелки со всех сторон неожиданно бросились к стенам и начали обстрел. Некоторых удалось уложить, вон, валяются. Даже свои их не подобрали. Сделав несколько залпов, они поспешно отступили. Это нападение было так неожиданно… иначе бы им не удалось так легко отделаться! Когда же мы, наконец, встретимся с ними в открытом бою?

 

Тут подошёл сам Командор. В лапах он держал свою длинную пращу.

 

- Да, мы явно не ожидали их выходки. Они явно не желают давать нам покоя! И, похоже, готовятся к чему-то серьёзному и пытаются заранее проредить наши ряды. Ох-х, скольких же они отправили в Тёмный Лес, изверги! И ведь мы не можем выйти и сразиться с ними в открытую! Но на сегодня они, похоже, свой план чёрных дел выполнили. Веселятся, недобитки! Оххррр..!

 

Звучный бас Командора завибрировал глухим рычанием на последней фразе. Могучий, честный и бесстрашный речной воин не мог смириться с мыслью о своём бессилии. Ему хотелось разить врагов своим дротиком, рвать на части, мстить за своих убитых и покалеченных друзей, а вместо этого он вынужден был сидеть за крепостными стенами и ждать новых нападений. От такого положения дел у меня тоже шерсть встала дыбом на загривке. Вот бы выбраться из аббатства да отыскать Джахангира...! А потом будь что будет! Но я понимал, что такая вылазка будет слишком рискованной, и чтобы отомстить убийце брата, надо быть терпеливым и осторожным. Да сколько ж ещё терпеть!!! Как же хочется плюнуть на всё и ринуться в гущу врагов с Вольфклингом в одной лапе и кинжалом Ховарда в другой, чтоб стальная вьюга унесла все мысли и чувства, как того требует кровь предков-воителей, вскипающая в моих жилах! Ну ничего, тем свирепей будет мой гнев, когда я наконец-то доберусь до проклятого тигра. Отвернувшись от панорамы вражеского лагеря, я спустился со стены к аббатству.. В ещё недавно мирной и спокойной обители раздавались стоны раненых, плач и крики живых, оплакивающих своих погибших друзей… От стрел и камней погибло больше десятка зверей, и среди них было трое диббунов. А ведь могло погибнуть намного больше… Если бы не ответная стрельба защитников стен, отогнавшая врагов, обстрел продолжался бы намного дольше. Больше двадцати обитателей Рэдволла были ранены. Торчащие стрелы, переломы, ушибы… Один мыш сильно обгорел в пожаре на третьем этаже и теперь, страшный и почерневший, стонет на койке в углу, а женщины пытаются облегчить его страдания. Некоторые из раненых не доживут до нового восхода, многие – останутся калеками на всю жизнь. И неизвестно, что там с Колином. Я заспешил к лазарету по испятнанной кровью дорожке. Как он..?

 

 

 

…В лазарете раздавались стоны, кто-то кричал. Эрни приводил в чувство кого-то из команды Кротоначальника. Волчий нюх дразнил запах свежей крови и страха. Из-за ширмы, закрывавшей пострадавшего на пожаре бедолагу, вышла сестра Астра с бинтами и какой-то пахучей густой мазью в глиняном горшочке, и я тотчас бросился к ней.

 

- Что с Колином? Он будет жить?!

 

Лекарка подняла на меня уставшие глаза.

 

- Да, надеемся, теперь с ним всё будет хорошо. Нам вовремя удалось остановить кровь. Ещё бы чуть-чуть, и… Я, как могла, заштопала ему лапку, но в лубках он проходит теперь долго. У него тяжёлый перелом, кость раздроблена. Ему придётся учиться пользоваться ею заново.

 

- Спасибо, сестра Астра!! Вы просто чудо! Где он сейчас?

 

Мышь махнула пучком бинтов в дальний угол, на ещё одну ширму.

 

- Он сейчас спит, не надо его будить. После перенесённых страданий у него случился шок. А это не менее опасно для его слабенького организма, чем сама рана. Я дала ему обезболивающих трав, но ты знаешь, они не убирают сильную боль полностью, но пока он заснул. Когда проснётся, я дам ему ещё отвара, но он не сможет принимать его постоянно. Малышу придётся немало потерпеть, прежде чем лапа заживёт полностью.

 

 

 

Ещё раз поблагодарив лекарку, я осторожно заглянул за ширму. Измученный мышонок спал, положив толсто забинтованную лапку поверх зелёного одеяльца. Дыхание его было еле слышным. Незаметно подошла Хельга, вытирая лапы тряпицей. Во взгляде её читалась боль, но держалась она спокойно. Тихонько поправив одеяльце на спящем малыше, она вышла со мной из-за ширмы.

 

- Пусть поспит. Кроха так настрадался! Спасибо сестре Астре, она облегчила его боль. У неё поистине золотые лапы! Колину надо побольше отдыхать, ему понадобится ещё много сил.

 

- Нам тоже… Как телесных, так и душевных. И неизвестно, каких больше…

 

 

 

…День клонился к вечеру. Янтарное сочное солнце медленно опускалось к горизонту, бесстрастно высвечивая косыми лучами пятна крови на траве. Его не волновали ни войны, ни страдания, ни стоны, доносившиеся из-за красных стен, ни гогот, перекатывающийся по лагерю хищников. Ещё чуть-чуть – и оно уйдёт, без сожаления погрузив этот мир в ночь, с тем, чтобы завтра вновь встать в зените. И не сожалея о том, что многие его восхода уже не увидят…

 

 

 

…Ночь прошла тяжело. Несмотря на усталость, Хельга осталась помогать в лазарете. Оказалось, что она – отличная врачевательница. Её, как дочь вождя, обучали и бою, и исцелению. Она прекрасно разбиралась в травах, могла приготовить лекарство, сделать отвар, умела лечить раны и переломы. Её помощь сильно облегчила как труд рэдволльских лекарей, так и страдания больных. До самой темноты я помогал устранять последствия пожаров, убираться и чинить то, что пострадало от обстрела или огня. Под конец я удалился в свою комнатушку, но заснуть так и не смог, хотя очень устал. Мысли всё время возвращались к событиям этого обернувшегося кошмаром дня. А ведь как хорошо всё начиналось… Вновь вспомнилась зажженная стрела, вонзившаяся в ветку над головой. А если бы чуть ниже? Если бы…в Хельгу? В ночной тьме пугающе живо встала перед глазами картина… Мороз продрал по шкуре от мысли, что Хельга могла погибнуть. если бы это случилось, я… не знаю, что бы со мной было. Потерять её?! О, нннет! Хватит! И без того нерадостно. Теперь будешь бояться каждую секунду, что вот опять раздастся зловещий шорох в воздухе, и стрелы и камни полетят к своим целям… К Хельге… К Колину… Нет, лучше об этом не думать. Бедняжка Колин! Он сегодня чуть не погиб и пережил за один день столько боли, сколько не выпадает иным взрослым зверям за всю их жизнь. И он потерял столько крови… И как ещё он перенесёт последствия шока? И сколько ещё боли ему предстоит вынести! Лекарственный отвар облегчает страдания, но его нельзя принимать постоянно, иначе будет ещё хуже. Бедный кроха! Ни отца, ни матери, два раза чуть не погиб, теперь лежит в стонущем и пропитанном страданием лазарете, и лишь сестра Астра или Хельга изредка подойдут взглянуть на него.

 

Заснуть не получалось категорически. В конце концов, я встал с измятой постели и, не зажигая огня, оделся и вышел из своего жилища. Тихонько я направился в лазарет. Коридоры неярко освещались факелами, в полутёмных помещениях царила абсолютная, полуночная тишина. Лишь проходя мимо дверей кухни, я услышал какой-то слабый шум – труженики-повара готовили что-то на завтра. Но вот наконец и двери лазарета. Бесшумно отворив тяжёлую створку, я вошёл в просторный сумрак рэдволльского лазарета. Сестры Астры в нём не было, Эрни и Хельги тоже, все пациенты спали. Тишина нарушалась лишь дыханием больных, и изредка кто-то тихонько стонал во сне. Осторожно я прошёл мимо кроватей в дальний конец помещения и на цыпочках зашёл за ширму. Колин спал, лёжа на спине и положив покалеченную лапку на грудь. Его дыхание было еле слышным, а ушки – совсем холодными. Ранение и сильное кровотечение не прошло бесследно, малыш испытывал сильнейший упадок сил. Натянув на малыша смятое одеяльце, я пожалел, что не захватил чего-нибудь, чем можно было бы ещё накрыть его. Глянув на спящего мышонка ещё раз, я вышел из-за ширмы. Почти дойдя до двери, я столкнулся с внезапно вышедшей из смежной комнатки Хельгой. У неё был очень усталый вид, а в нежных глазах застыла боль, которой она сегодня насмотрелась. Слабо улыбнувшись мне, она тихо прошептала:

 

- Приходил проведать Колина? Не волнуйся, я следила за ним. А сейчас сестра Астра отправила меня немного отдохнуть. Надеюсь, я хоть немножко помогла ей и Эрни.

 

Приобняв её за плечи, я тихо вышел с нею из лазарета и проводил до её двери. Вернувшись к себе, я моментально заснул…

 

 

 

…Шли дни. Было ещё две попытки обстрела, но наши лучники и пращники вовремя отгоняли врага, и новых пострадавших не было, только разбилось несколько окон, быстро застеклённых вновь кротами. Хельга помогала в лазарете, я тренировал защитников аббатства, нёс караулы, работал… Колин потихоньку приходил в себя и мужественно переносил перевязки, но пока не вставал с постели. Я часто забегал к нему и приносил что-нибудь вкусненькое, а Хельга поставила на тумбочку в изголовье вазу с цветами.

 

Стук топоров в лесу не смолкал. Более того, он звучал теперь сразу с двух сторон: со стороны той самой стройки и теперь ещё со стороны главных ворот. Но ничто не могло омрачить нашего счастья. Каждый свободный миг нашей жизни мы с Хельгой проводили вместе. Только глядя в её неописуемые фиалковые глаза, я обретал смысл жизни, и внутреннее напряжение таяло в моей душе, как весенний лёд под лучами солнца. Хотелось забыть всё, и страдания, и погоню, и войну и навечно остаться рядом с ней в этом благословенном месте за крепкими красными стенами. И когда, после трудного, полного дел дня, Хельга сидела на прогретых порожках в косых медовых лучах закатного солнца и тихонько напевала своим нежным мелодичным голосом какую-то печальную и звенящую песню своего исчезнувшего народа, казалось, затихал весь мир, и солнце замирало над горизонтом, не решаясь уйти, а я тонул взглядом в бездонных сиреневых озёрах её глаз, боясь малейшим движением разрушить волшебство вечерней сказки, и моя душа пела вместе с ней. В янтарном свете садящегося солнца наш мех сиял живым золотом, и два любящих сердца бились в унисон.

[Nibelung111]

…Свежее, словно умытое утренней росой солнце величественно взошло над горизонтом, озарив своими ещё розовыми лучами бескрайний зелёный мир и заставив вспыхнуть огромным рубином просыпающееся аббатство. Колокольня Рэдволла блестела на солнце звонкой бронзой, но во дворе за стенами ещё дремали сизые тени, потихоньку окрашиваясь в тёплые тона. С кухни доносился бойкий шум – повара в эту ночь не ложились, готовясь к пиру. Ведь сегодня должен был быть праздник – День Середины Лета. По случаю торжества я начистил до блеска кольчугу и оружие и одел поверх брони свой любимый плащ из тяжёлого тёмно-синего бархата. Настроение было преотличным. Вчера Колин начал самостоятельно ходить, а весь вечер я снова провёл с Хельгой, до поздней ночи глядя с ней с вершины колокольни на звёзды. Ночные огни отражались в любимых глазах, и в пронизанной звёздным серебром синеве ночи тихонько звенели льдинками над спящим летним лесом слова её песни:

 

 

 

Там, где блещут ледяные горы,

 

Тайга дремучая стоит в веках,

 

Раскинулись предвечные просторы

 

Племени волков в родных снегах.

 

 

 

Роднее нет тех склонов снеговых,

 

Где метели полируют лёд

 

На пиках гор владений родовых.

 

Ветер северный с собой зовёт в полёт!

 

 

 

Пройдут века, всё будет неизменно,

 

Сойдут снега весной со склонов гор…

 

Я вернусь в Отчизну непременно,

 

К вершинам Родины прикован волчий взор…

 

 

 

…Вот и верх стены. Утреннее солнце тут же вспыхнуло огненными искрами на серебре кольчуги. Сощурившись на свет, я окинул окрестности взглядом. И необычайное оживление в лагере противника сразу же бросилось мне в глаза. Ко мне подошёл дежуривший на стене Командор.

 

- Эй, тебе не кажется, что враги сегодня какие-то беспокойные, приятель?

 

- И давно они такие?

 

- Да вот уж с полчаса как суетятся. Не иначе, что-то готовят. Эх, как не вовремя, ведь сегодня же пир!

 

 

 

…Между тем в лагере противника продолжалась деловитая суета. Крысы, ласки, хорьки, лисы, горностаи собирались в группы, а группы потихоньку становились всё больше похожими на отряды. Командиры метались между рядами, выравнивая шеренги солдат, неясный шум долетал до красных стен. И стука топоров больше не было слышно.

 

 

 

- Да они выстраиваются в боевые порядки!

 

Возглас одного из выдр Командора озвучил наши мысли.

 

- Быстро бейте тревогу! Всех на стены! – прорычал я.

 

Спустя минуту над аббатством тревожно грянул колокол. Разбуженное аббатство загудело, словно улей. Не успевшие толком проснуться рэдволльцы в скакивали с постелей, испуганные грозным набатом. Праздник превращался в страх…

 

 

 

…Наспех натянувшие брони и вооружившиеся защитники Рэдволла поднимались на стены. Белки во главе с Дианой и отряд выдр с Командором готовили к бою луки и пращи, мыши с копьями заняли позиции у зубцов, готовые оборонять родные стены. Артель Кротоначальника проверяла укрепления Главных Ворот и всех калиток, а женщины с диббунами заперлись в Пещерном Зале. Раненых, в том числе и Колина, перенесли туда же вместе с запасом лекарств и корпии. Лишь сестра Астра с Эрни и Хельгой остались начеку под стенами, готовые оказать помощь раненым. Под котлы с кипящей водой подбросили новых дров. Барсучиха Клотильда поднялась на стену с огромным бердышом. Рэдволл изготовился к бою…

 

 

 

…Чадили наспех затоптанные костры, валялись котелки с недоеденной пищей. Шеренги лучников выстраивались друг за другом, поправляя набитые стрелами колчаны. За ними шли пращники, готовые обрушить каменный дождь на непокорные стены. А сзади выстраивались ощетинившимися сталью прямоугольниками пехотинцы. В лагере не осталось никого, кроме раненых. Поднявшееся войско готовилось стереть окружённую красностенную обитель с лица земли. Вот из леса выскочили несколько крыс, крича что-то. Взмахнули палашами капитаны, отдавая команду рядам стрелков…

 

 

 

…Выстроившиеся кольцом рядов вокруг Рэдволла лучники и пращники внезапно слаженно побежали к стенам, причём часть из них, подбежав на расстояние выстрела, принялась обстреливать аббатство, прикрывая остальных. По ним ударили луки и пращи защитников Рэдволла, заставив часть тёмных фигурок ткнуться в землю. Но вражеских стрелков было по-прежнему слишком много, гораздо больше, чем наших, и обрушившийся град стрел и камней, сметя со стен несколько белок, выдр и мышей, заставил уцелевших пригнуться за зубцами. Раздались крики первых раненых, глухо зарычала от ярости старая барсучиха.

 

Стоя на восточной стене, я заметил, что её и южную обстреливали гораздо слабее, чем северную и западную. Словно бы только для проформы. Это значит, что, либо они отвлекают наше внимание от востока и юга для нанесения с этих направлений удара, либо наоборот готовятся напасть с севера и запада и пытаются ослабить нашу оборону на этих стенах. Моё внимание привлекли крики защитников северной стены. Спустя минуту такие же возгласы раздались и со стороны Главных Ворот западной стены. То, что я увидел на севере, рассеяло мои сомнения…

 

 

 

… Из леса медленно и тяжело выползала огромная осадная башня, превышавшая высоту наших стен. На фоне рассветного горизонта её чёрный угловатый силуэт выглядел устрашающе-зловеще. Могучая громадина медленно, но неумолимо продвигалась к северной стене. Её толкало множество крыс, защищённых от наших луков и пращей передвижными дощатыми щитами, которые несли перед ними другие бойцы. А с запада по дороге к Главным Воротам катился огромный, вырубленный из целого вяза таран на деревянных чурбаках-колёсах, накрытый массивным шатром. В лучах утреннего и ещё совсем нежаркого солнца влажно блестели щедро политые водой доски кровли… Его ещё и не подожжёшь! Вот что они строили так упорно…

 

Между тем обстрел всё не прекращался, а нашим воинам становилось всё трудней отвечать на их залпы. То и дело кто-нибудь падал со стены или, скорчившись, замирал на камнях в крови. Да что ж такое!!! Эдак они и ворота выбьют, и башню к стене подведут, а мы даже носа не высунем, чтобы помешать им. А башня и таран придвигались всё ближе, грозя нашим стенам. И быстрее всего двигался таран, находясь уже в какой-то сотне шагов от Главных Ворот. Наш обстрел не причинял ему ни малейшего вреда, а мокрый навес не давал поджечь его. Ещё минута-другая – и он ударит в наши ворота. Да, они отлично укреплены, но рано или поздно сдадутся и они, о чём красноречиво говорил размер тарана. А за тараном шли стрелки, поливавшие стрелами и камнями рэдволльцев, и отряды солдат, готовых ворваться в пробитую брешь. И как не велико будет мужество защитников аббатства, а остановить такую орду они не смогут. Ведь среди них – только выдры Командора могут называться настоящими воинами… В этот миг я пожалел, что здесь нет когорты волков, иначе бы эта грязь уже бежала бы прочь от красных стен.

 

Между тем таран приближался…

 

 

 

…Внезапно в моей голове промелькнуло решение создавшейся проблемы. А что, если… Не теряя ни секунды, я бросился к на западную стену, прихватив стоявший на стене бочонок с маслом. Пригибаясь за зубцами и чувствуя, как стрелы и выпущенные из пращей булыжники свистят над головой, я добежал до стены над Главными Воротами. Над самыми воротами кипел котёл с водой, огонь лизал чёрное чугунное дно. Вражеский таран был в каких-то двух десятках шагов от ворот. Не раздумывая, я со всей силы метнул бочонок с маслом вниз, на дорогу, прямо под колёса наползающего тарана. Масляная лужа залила дорожную пыль. Выхватив из-под котла головню, я размахнулся и швырнул её в самый центр масляного пятна…

 

 

 

…Оставляя в воздухе сизый шлейф, чадящая головня упала в лужу масла. В следующую секунду искрящаяся, шипящая огненная стена с треском взметнулась между тараном и воротами и, опав, превратилась в огненное озеро. В дымном жарком пламени бурлило кипящее масло… Словно испугавшись этого жара, таран дёрнулся и замедлил движение. А со стены в огонь летел ещё один бочонок…

 

 

 

… Поняв мой замысел, Арни тоже метнул вниз бочонок лампового масла. Огненное озеро стало ещё шире, но до ворот не достало. Зато таран запнулся и стал останавливаться. Конечно, проехав по горящему и кипящему маслу, огромное бревно на колёсах не згорит, но вот толкавшим его крысам вовсе не улыбалось лезть лапами в огненное озеро. Там, где могло прокатиться дерево, не могли пройти живые лапы. И огромный таран замер, сунувшись носом в огонь. Замер и начал отползать. На какое-то время главный вход в аббатство был защищён.

 

Стоявший рядом со мной молодой бельчак с луком, победно усмехнувшись, наложил на тетиву стрелу и высунулся из-за зубца, желая подбить спешащего к отступающему тарану офицера-ласку, но внезапно с коротким всхрипом опрокинулся на спину, выпустив стрелу в небо. Из его груди торчала длинная стрела, дрожа оперённым хвостом. Пальцы бельчонка судорожно сжимали её древко и скребли по не могущей больше вздохнуть груди, а на лице сквозь боевой задор проступала смесь удивления и страдания, в расширившихся глазах, устремлённых на торчащую из груди стрелу, зарождался страх. В застывающем навек взгляде проступило отчаяние молодой жизни, не могущей больше бороться со смертью, когда его сознания безжалостно коснулось понимание собственной надвигающейся смерти. Вот его грудь в последний раз судорожно вздрогнула в тщетной попытке вздохнуть. Жалобно-испуганный взгляд ореховых глаз замер, устремившись куда-то в празднично-синее и чистое небо, в залитую солнцем бесконечность. Стиснутые на древке пальцы ослабли и разжались, тонкая струйка крови выбежала из-под них и горячим кумачовым ручейком потекла по красноватому песчанику стены…

 

 

 

…Проклятые недобитки! Жаль, не все вы остались в Северном Лесу… Зарычав сквозь стиснутые челюсти, я подхватил выпавший из беличьих лап лук и стрелу из колчана и выстрелил в метнувшегося в сторону ласку, но меня опередил Рив, молодой боец Командора. Вылетевший из его пращи за секунду до моего выстрела камень с громким лязгом угодил точнёхонько в начищенный шлем вражеского офицера, смяв его, как жестянку. Хищник опрокинулся, пачкая пыль кровью, а моя стрела вонзилась в шаге за ним.

 

Разлившийся перед воротами огонь по-прежнему не позволял тарану действовать, а вот осадную башню остановить не удавалось. Более того, часть вражеских сил, до этого занятых на западном участке, подтянулись туда, и обстрел усилился. Наклонившись над погибшим бельчонком, я осторожно снял с него колчан и мягко закрыл ему глаза. Вновь пригибаясь, я поспешил на северную стену. Выглянув из-за каменного зубца стены, я увидел неутешительную картину. Башня была уже близко, ей не мешал ни обстрел горящими стрелами, ни попытки выбить хорошо защищённых передвижными щитами толкавших её солдат. А за башней на безопасном расстоянии стояла целая туча вражеских бойцов, готовых ринуться на штурм, как только осадная башня подъедет к самому рву и перекинет на нашу стену широкий мост. Яркими искрами поблёскивал металл их брони и оружия, и среди этих вспышек вдруг словно промелькнул язык жёлтого пламени. Среди вражеских порядков стоял, сверкая на солнце позолотой доспехов, Джахангир!

 

 

 

…Шквальный дождь из стрел и камней хлестал в красные стены аббатства, лязгая об камень и высекая искры и заставляя то тут, то там упасть кого-нибудь из его защитников. В ответ со стен по врагу били ответные залпы, становясь всё реже и слабее. А среди этой насыщенной летучей смертью круговерти стоял, выпрямившись во весь могучий рост, белый волк, словно не замечая свистящих вокруг стрел. Его клыки обнажились в свирепом рыке, густо-сапфирные глаза, не мигая, смотрели на блещущую позолотой далёкую фигуру. Двухдюймовые когти прочертили в песчанике зубца глубокие борозды.

 

Яростный вибрирующий вой заглушил грохот боя…

 

 

 

…ТЫ ПРИШЁЛ!!! И ТЕПЕРЬ ТЕБЕ ОТ МЕНЯ НЕ УЙТИ!!! Сегодня я достану тебя, тигр!

 

Ховард, я готов отомстить за тебя..! Рывком натянув тетиву, я выстрелил в направлении врага. Лёгкая стрела, конечно, не долетела, вонзившись в землю где-то на середине расстояния. А вот золочёная фигура, похоже, насторожилась, услышав знакомый боевой вой. Я видел, как вспыхнула искра на шлеме, когда враг повернул голову. Он был слишком далеко, но я почувствовал, что наши взгляды встретились. Ледяная синь ударилась в жаркое пламя взгляда порождения южных чащоб. Я почувствовал, как встаёт шерсть на загривке, а разум захлёстывает чёрная волна ненависти к убийце брата. Перед внутренним взором вновь встали изумлённые, наполненные болью изумрудные глаза умирающего Ховарда. Джахангир, ты ответишь за это! Всей твоей крови не хватит, чтобы искупить кровь моего брата!!! В сжавшейся лапе захрустело дерево беличьего лука. Оторвав взгляд от фигуры заклятого врага, я выхватил новую стрелу и стал выцеливать неосторожно высунувшихся хищников. Вот одна выбежавшая за край дощатого щита крыса раскрутила пращу. Щёлкнула тетива, из вражеской груди выросла стрела, камень вместе с пращей отлетел в сторону. Тем временем башня почти подошла ко рву. А с других стен уже неслись сообщения о том, что враг со всех сторон готовит штурмовые лестницы, и с минуты на минуту начнётся всеобщий круговой штурм. И круговая оборона…

 

 

 

…Огромная махина осадной башни со скрипом и скрежетом наползала на стену. Вот она уже совсем близко… Стоявшие за ней отряды напряглись, приготовившись броситься наверх. Всё ближе, ближе… вот и ров. Содрогнувшись, деревянная громадина замерла. И широкий откидной мост с грохотом рухнул через ров на северную стену, кроша зубцы… Искрой взблеснуло на солнце вскинутое в команде оружие вражеского полководца, ряды неприятельских солдат всколыхнулись и, смешавшись, бросились по мосткам наверх, не смотря на хлестнувший по ним смертельный дождь из стрел и камней. Со всех сторон под яростные крики к стенам Рэдволла прильнули штурмовые лестницы…

 

 

 

…Вражеские воины поднимались на башню. Вот они уже идут по перекидному мосту… Не целясь, я выпускал из лука стрелу за стрелой, поражая врагов. Град стрел и камней сёк вражеские ряды, и трупы врагов падали вниз, в ров. Но на смену погибшим приходили десятки живых солдат, прикрывшись щитами, они шли вперёд. Со всех сторон кипели битвы у приставленных лестниц, враги сыпались вниз гроздьями, но, подгоняемые командирами, всё новые и новые отряды упорно лезли наверх. Последняя стрела ударила в щит наступающего врага. Колчан был пуст, и я отшвырнул лук и вырвал из ножен Вольфклинг. Первые враги, несмотря на ожесточённое сопротивление, ступили с переброшенного с башни моста на стену. Издав яростный боевой вой, я бросился на врага. После двух полновесных ударов развалился старый щит, и отточенная сталь снесла вражескую башку. И закрутилась смертельная круговерть… Метровый клинок порхал в моих лапах, разбивая вражеские брони и оружие, поражая плоть. Со всех сторон рэдволльцы сражались, как одержимые, пытаясь сдержать бешеный натиск орд Джахангира. Вот Командор, могучий и свирепый, своим тяжёлым дротиком пригвоздил к зубцу здоровенного хоря и тут же обрушился на нового противника. Широкий, острый как бритва стальной наконечник дротика пробил начищенную кирасу крысы с тяжёлым моргенштерном, тут же перекочевавшим в лапу предводителя выдр. Теперь Командор разил врагов стразу дротиком и шипастым шаром. На меня налетел крыс в помятом шлеме, ржавой кольчуге и со щитом и с ходу попытался проткнуть меня своим копьём, но мне удалось пропустить наконечник сбоку. Пинок по щиту открыл брешь в его защите, и тут же мой меч поразил его. Выронив копьё, враг кулём упал на камни стены. Сбоку на меня наскочил ласка с дубиной, но был убит рэдволльским воином-мышью. Паренёк выдернул из поверженного противника копьё и приготовился поразить нового хищника, пролезшего на стену, но был атакован сбоку. Дюжий лис с ятаганом опрокинул его наземь. Первый удар рассёк подставленное под вражеский клинок короткое копьё, второй пробил тонкую кольчугу… С рычанием отшвырнув наседавшую на меня крысу вниз со стены, я рванулся к грязно-рыжему негодяю. Наши клинки скрестились, и ещё раз, и ещё… лис был опытным противником, выигравшим в своей чёрной жизни немало боёв, но этот стал для него последним. Идя убивать и грабить, он рассчитывал на лёгкую добычу, и смертельная схватка с опытным воином-волком стала для него роковой неожиданностью. Выброшенный в широком замахе кривой ятаган рассек воздух, в распахнутых в ужасе мутных глазах промелькнул блеск меча… Звякнул о камень ятаган, бездыханный труп упал под лапы атакующим врагам и был бесцеремонно отброшен в сторону.

 

Юный защитник аббатства лежал на камнях, сжимая в стиснутых пальцах обломок древка. Из широкой дыры в кольчуге бежала кровь…

 

 

 

…Между тем враг продолжал наседать. С моста штурмовой башни противник валил грязным потоком, со всех сторон всё новые и новые стаи хищников выплёскивались с лестниц на стены. И вчерашние монахи и крестьяне не могли противостоять привыкшим убивать разбойникам, жившим только войной и грабежом. То здесь, то там в кольце обороны прорывалась брешь, и окружённые врагами группки защитников превращались в яростный клубок, недолго кипели отчаянной схваткой и таяли без следа... Многие выдры Командора лежали бездыханными под лапами дерущихся, сам Командор с рваной раной в боку и окровавленной мордой, продолжал, как заведённый, с утробным рыком крушить наступающих хищников изрубленным дротиком и моргенштерном, но его с тремя выдрами окружили сразу семь крыс. Вот одна занесла длинный узкий кинжал, чтобы ударить в спину сражавшегося с другими врагами молодого воина-выдры, но тот дёрнулся, и клинок распахал шкуру на плече. В следующую секунду мой кинжал вонзился подлой крысе между глаз, а выдра прибила дротиком своего противника. Выстрелив в коротконогого крыса из арбалета, я метнулся в гущу боя. Мой меч разрубил помятый шлем попытавшейся обернуться крысы, а когтистая лапа навеки выбила дух из второго противника. Бросившийся от меня крыс наскочил прямо на дротики выдр, а последний попытался срубить преграждающего ему путь к бегству Командора, но тот принял удар на моргенштерн. Увенчанная шипастым шаром цепь обвила меч негодяя и рванула того прямо в лапы Командору. Раздавшееся паническое верещание тут же стихло…

 

Между тем на южной стене образовался прорыв. Немногочисленные защитники, обороняясь и теряя воинов, отступали к лестнице. Враг бы скоро прорвался во двор, если бы не Клотильда. Могучая барсучиха, вооружённая огромным бердышом, с рёвом ярости бросилась на толпу врагов. Ужасное полукруглое лезвие бердыша буквально расплескало первые ряды хищников, и матушка-хранительница аббатства, словно оживший кошмар нечисти из старинных легенд о Барсучьей Горе, яростно врубилась в их строй. Страшный бердыш прокладывал целые просеки, удары подкованного острым наконечником древка сбивали врагов со стены. Когда она мельком обернулась, я увидел, что её всегда такие добрые и внимательные глаза горят багровым огнём и понял, что ей овладел Кровавый Гнев барсуков, доставшийся ей по наследству от воинов-предков, Лордов Горы. В несколько минут стена была очищена от захватчиков, а те, кто продолжал карабкаться по лестницам, поспешно стали соскакивать вниз, не взирая на вопли и пинки командиров. Весть о том, что на стене появился объятый Гневом барсук, была убедительней любых приказов. Да и сами лестницы Клотильда принялась отшвыривать от стен одну за другой. Старая барсучиха была вся изранена, но не обращала на раны ни малейшего внимания. С бешеным рёвом, от которого у всех заложило уши, она метнула не успевшего смыться со всеми горностая через стену, прямо на головы засевшим там врагам. Южная стена на какое-то время была спасена.

 

…Всё это я успел мельком разглядеть, парируя и нанося удары. Когда барсучиха зарычала, я отвлёкся и чуть не пропустил удар копьём в лицо. К моему счастью, лезвие наконечника лишь рассекло мне скулу, а в следующую секунду хозяин копья остался без головы. Поток ломящихся с баши врагов не иссякал, больше того, под его напором мы отступали. Вот ушли, уводя с собой нескольких врагов, в Тёмный Лес ещё трое бойцов Командора, поредели ряды вступивших в рукопашную белок… А проклятая махина продолжала изрыгать всё новые и новые толпы нападающих. Ещё немного, и мы все падём здесь, и Рэдволл погибнет…

[Nibelung111]

…Всех опять спасла всё та же барсучиха. С натужным рёвом оторвав от костровища раскалённый котёл со смоляным варом, Клотильда, словно живой таран, пронеслась по северной стене и, зарычав, выплеснула кипящую чёрную волну прямо на перекинутый на стену мост, сметая с него врагов. Поднявшийся за тем вой было не описать словами. На ведущих наверх башни сходнях поднялась жуткая толчея, передние ряды врагов, ошпаренные смоляными брызгами, ломились вниз, сметая поднимающихся товарищей и летя живыми клубками на землю. А между тем свирепствующая барсучиха неслась к вмиг почерневшей башне с огромной головнёй… И швырнула её в смолу на мостике. Взметнувшееся чадное, стреляющее искрами багровое пламя вмиг охватило откидной мост штурмовой башни, накрыв шапкой чёрного маслянистого дыма пол-стены. Горящая смола пропитала весь мост, каждую щёлочку, пожирая дерево, превращая крепкие брёвна и доски в жирные головёшки и распространяясь дальше.

 

Башня была уничтожена.

 

 

 

…Северная и южная стены были более или менее отстояны в битве, но вот на восточной и западной кипел беспощадный бой. Хуже всего было на восточной, которой изначально досталось меньше всего защитников. Большинство воинов стянулось к западной стене, на которую враг продолжал наседать с утроенной силой. И в какой-то момент получилось так, что на восточную стену удалось прорваться слишком многим врагам. Ведущие во двор лестницы по-прежнему были в лапах обороняющихся, но хищники и не рвались к ним. Пока их товарищи сдерживали натиск рэдволльцев, каждый третий внезапно зацепил по стальному крюку за стену и съехал по привязанным к крюкам верёвкам прямо во двор аббатства, а им на смену лезли всё новые и новые разбойники…

 

 

 

…Благодаря неизмеримой силе старой Клотильды и общему мужеству нам удалось отбить северную стену и сбросить штурмовые лестницы. Врагов на стене почти не осталось, и мы добивали последних сопротивлявшихся хищников. Отбив вражеский палаш и сбросив воющую крысу в ров, я оглянулся на шум и крики сбоку и обомлел – целый вражеский отряд мчался по двору к дверям главного здания аббатства, а по сброшенным со стены линям продолжали спускаться новые враги! А во дворе, кроме перевязывавших раненых защитников женщин и Хельги… ХЕЛЬГА!!! Белая волчица стояла в дверях аббатства с мечом в лапе и оскалившись на наступающего противника. Сбоку от неё застыл с коротким кинжалом Эрни, закрывая лежащих на крыльце раненых воинов. Два отчаянных зверя преградили путь целому отряду, состоявшему преимущественно из ловких ласок и крыс. Их было около полутора десятков, и к ним на помощь спешили от стены всё новые подельники.

 

Ещё миг, и клинки скрестятся…

 

Не раздумывая ни секунды, я бросился к краю стены и соскочил в крону росшего под самой стеной дерева и вскоре уже спрыгивал с нижних веток на землю. Вышел перекатом из прыжка и рванул что было сил в сторону разгоревшейся схватки. Сердце словно превратилось в глыбу льда, морозящим булыжником глухо ударяясь о грудную клетку. УСПЕТЬ!!! ЗАКРЫТЬ!!! Перед внутренним взором промелькнули прекрасные сиреневые очи любимой и вдруг ясным видением вспыхнули затуманенные болью потухающие изумрудные глаза умирающего Ховарда. Неужели и Хельга так…

 

 

 

…В следующую секунду я окольчуженным тараном наотмашь врубился во фланг врагам. Трёхфутовый Вольфклинг с древней яростью проложил просеку в неприятельских рядах, а я, заходясь горловым рыком, бил, бил и крутился стальной мельницей, перемалывая тварей. Подхватив в левую лапу клинок трофейного палаша, я с удвоенной яростью вгрызся сталью в противника, окружив себя серебристым свистящим коконом, через который не мог пробиться ни один вражеский удар. Шарахнувшиеся хищники попытались смести Хельгу и лекаря и подняться на крыльцо, но не тут то было! Прекрасная волчица оказалась превосходным воином. Её лёгкий меч размазался в воздухе, отражая и нанося удары, и несколько крыс рухнули под лапы своим товарищам. Но остальные, теснимые мною, бросились на крыльцо с утроенной силой, и закипела беспощадная свалка. Меч Хельги рубиновым лучом сверкал в воздухе, звенела сталь, а я продолжал рубиться. Вот ещё сразу шестеро хищников навалились на них, слабо вскрикнул Эрни, получив в грудь холодную сталь, но я был уже рядом, и оба моих клинка сплели стальную завесу перед любимой. Вскоре весь вражеский отряд был перебит, а спешившие им на помощь новые противники остановились, не решаясь подходить. Уничтожение целого отряда, превышавшего нас по численности вдесятеро, отбило у них всякую охоту самим лезть на верную смерть. Для нас наступила маленькая передышка. На миг оторвав взгляд от врага, я оглядел Хельгу. Её одеяние сплошь было забрызгано вражеской кровью, но сама она чудом не получила ни царапинки. Я с облегчением вздохнул.

 

А вот Эрни не повезло. Молодой лекарь лежал, истекая кровью из глубокой раны в груди. Рядом с ним на порожках валялась заколотая им ласка. Но он был ещё жив. Тут же одна из помогавших лекарям рэдволльских мышей принялась перевязывать его грудь. По чистой белой холстине сразу же расползлось алое пятно.

 

Не дожидаясь новой атаки, я сам бросился навстречу врагу. Вновь засверкал Вольфклинг, запел в воздухе трофейный палаш, брызнули осколки вражеской сабли вперемежку с кровью. Не отставая от меня ни на шаг, за мной следовала Хельга, и строенная песнь трёх клинков зазвенела в воздухе. Перепуганные и растерявшие последние крупицы боевого духа хищники бросились обратно к канатам, но с воплем отскочили назад – оставшиеся белки Дианы выгадали в бою момент и пригвоздили самых прытких к стене. Отточенная сталь довершила дело, а наверху рэдволльцы перешли в наступление…

 

…Расправившись с вражеским отрядом, мы рванули на западную стену, к которой было приставлено самое большое количество лестниц. Не смотря на мои уговоры, Хельга наотрез отказалась оставаться в относительно безопасном дворе, заявив, что она прежде всего воительница, а потом уже лекарка. Двумя светлыми смерчами ярости мы вломились в самую гущу кипевшего над Главными Воротами боя. Звонко лопнул и разлетелся клинок палаша, и, отшвырнув во вражескую морду обломок, я схватил рукоять родового меча обеими лапами. И пошла рубка..! Спиной к спине, мы с Хельгой превратились в смертельную разящую стальную карусель. На фланге орудовала своим ужасным бердышом яростная Клотильда, сметая врагов со стены. Звонко лязгал мой меч, сокрушая вражескую сталь, тонко пел клинок Хельги, с жужжанием рассекая воздух… и не только его. Наша атака была столь яростна и неожиданна, что не ожидавшие такого натиска враги отступили. На какой-то миг стена вокруг нас очистилась от живых противников, и мы смогли окинуть взглядом округу. Несмотря на неравенство сил, враг потерял огромное количество воинов. Войско Джахангира уменьшилось более чем на половину. Вокруг на подступах, во рву, под стенами и на них громоздились тела поверженных хищников.

 

 

 

- Охуу! Я ещё увижу снег на родных вершинах! – победно воскликнула Хельга, впечатлённая картиной разгрома.

 

 

 

Но я был настроен отнюдь не так оптимистично. Да, враг понёс огромные потери, но и ряды защитников Рэдволла поредели неслабо. Что уж говорить, рядов больше не было. Были окровавленные, израненные, измотанные многочасовым боем кучки тех, кто ещё держался на лапах. И то только силой воли. Слабые мирные мыши, белки и кроты не были приспособлены для войны и боя. Они дали негодяям впечатляющий отпор, но и сами большей частью пали. И нового штурма им уже не сдержать. Некому просто сдерживать. У Командора осталось лишь семеро воинов, все были ранены, а сам предводитель выдр наскоро перевязывал многочисленные раны. Белок-стрелков тоже почти не осталось. В аббатстве после боя осталась лишь горсть мало-мальски боеспособных защитников, да и те большей частью, если не считать еле дышащих выдр, были не способным к войне обороняющимся ополчением. Если бы вместо них были воины-волки моей родины, Рэдволл был бы спасён, и второй, и третий штурмы были бы отражены. Но были лишь монахи-земледельцы, садоводы, огородники, виноделы, повара… А у тигра оставалась ещё треть войска, почти не участвовавшая в битве. Сотни полных сил, хоть и трусливых, но привыкших убивать и жечь головорезов, свирепеющих от собственного страха, поражения и мыслей о богатой добыче. И эта треть строилась в боевые порядки для нового, последнего штурма…

 

 

 

… Перестраиваясь, новая толпа хищников смыкала тесные ряды перед Главными Воротами. Сотни цепких когтистых лап подхватывали новые лестницы, готовые взмыть на красные стены. Натягивались, скрипя, луки. По ту сторону зубцов в полном безмолвии строился последний неровный ряд защитников. Вспыхнула и пропала искра на оружии тигра в золочёных доспехах, направленном на Рэдволл…

 

 

 

…Вот и всё. Последний бой. Нового штурма нам не пережить. Спустя считанные минуты последние из защитников падут, и толпа нечисти грязевым валом захлестнёт красностенное аббатство, обращая уют мирной обители в кровавый ужас бойни, из которой не вырвется ни один обитатель этого некогда тихого места. Нам с Хельгой, Командором и Констанцией не остановить целое войско. Словно ледяная лапа когтями стиснула моё сердце: Хельга! Такая юная, прекрасная, смелая… Ей ещё жить и жить, но вырваться из красностенного котла ей не удастся. Да она и не отступит. Я не хочу, чтобы она погибала! Я спас её уже один раз, неужели только для того, чтобы увидеть её смерть?! Заскрипев зубами от таких мыслей, я изо всех сил стиснул когтями рукоять Вольфклинга. Верный, древний меч предков… Неужели какая-то плешивая погань будет владеть тобой, используя для убийства и грабежа? Не передать мне тебя своему наследнику, нашему с Хельгой сыну, такому же белому волчонку, о котором мы мечтали под звёздами…

 

 

 

…Оставшиеся белки-стрелки во главе со своей командиршей Дианой дали жидкий залп. Словно для смеха, только две твари свалились под лапы прущим порядкам. В ответ воздух расслоился шипением и свистом целой тучи стрел, хлынувших из полыхающего солнцем зенита на наши головы. Все, как один, попадали под зубцы, стараясь укрыться от гибельного дождя. Когда стрелы перестали сыпаться, обратно поднялись не все…И в этот момент по всей длине западной стены штурмовые лестницы с лязгом вцепились своими крючьями в песчаниковые зубцы. Глубоко вздохнув всей грудью, я поудобнее перехватил меч. Последний бой. От этой мысли словно бы повеяло северным холодом родных лесов. Может быть, перед тем как войти во Врата Тёмного леса, я смогу хотя бы мельком взглянуть на родной Нордвальд? На Харальда, на свой Народ? И прости, Ховард… Я так и не успел отомстить за тебя. Я погибну в битве с твоим убийцей, и провожать к тебе и отцу меня будут лишь вопли поганых разбойников… Отец, брат, я иду к вам. Прорываюсь с боем. Ждите… Перед внутренним взором вспыхнули двумя изумрудами глаза умирающего брата. Перед тем как над стеною показалась первая вражеская голова, я успел бросить взгляд на любимую. И встретился с её полными любви и горечи необыкновенными сиреневыми глазами. Сверкнул на солнце отполированный клинок её меча. По крайней мере, мы уйдём вместе, не расставаясь ни на мгновение. Вместе навечно… Резко выдохнув, я снёс щерящуюся вражескую башку. Меч Хельги вырвал из вражьей глотки короткий вскрик. Несколько крыс слетели обратно на землю от взмаха барсучьего бердыша. Дротик Командора молнией поразил горностая, шипастый шар моргенштерна смахнул ласку и крыса. Неустрашимая предводительница белок набросилась на лезущих крыс… А затем всё смешалось. Лезли и падали враги… Падали наши… Что-то обжигающе-горячее рвануло бок… Вольфклинг увяз в сражённом мною лисе… Нападавший на Хельгу хорёк с двумя кинжалами лишился головы, второй хорь согнулся пополам… Напрягая все силы, я отшвырнул от себя врагов и прыжком подскочил поближе к Хельге, хотя бы частично закрывая её от лезущей швали. И снова древний меч звонко запел дуэтом с клинком Хельги свою горькую и славную песнь… Остался один последний куплет, скоро она оборвётся навеки… Враг уже на стене, рэдволльцев почти не осталось… Последние обороняющиеся дрались с непреклонностью обречённых, отчаянно пытаясь отодвинуть надвигающуюся тьму от оставшихся в аббатстве женщин, диббунов, стариков… Там ведь Колин… Вот бесстрашная Диана рыжей молнией налетела с кинжалом и луком на врага и вдруг словно бы наткнулась на невидимую стену, приняв в грудь клинок вражьей сабли… Вот последние несколько выдр Командора встали спина к спине, закрутив вокруг себя смертельную карусель… Снизу послышался грохот и гул бьющего по воротам вновь подхваченного тарана… Вот новая волна хищников вздыбилась над зубцами… И вдруг наполненный лязгом, криками, рычанием и стонами воздух прорезал далёкий, но мощный и звонкий клич, донёсшийся от леса из самого вражеского тыла. «ЛОГАЛОГАЛОГАЛОГАЛОООООГ!!!» В первую секунду я не обратил на это внимания, но заметил, как встрепенулись и принялись ожесточённей сопротивляться оставшиеся воины Рэдволла, словно бы вдруг получившие какую-то надежду. А потом из леса за спинами врагов выплеснулась целая толпа каких-то зверей, издающих на бегу тот самый клич, и тремя клиньями врезалась во вражеские тылы. Закипела ожесточённая битва. Прибывших неизвестных союзников было немало, и дрались они умело. А вот хищники, зажатые между новоприбывшей армией и до сих пор обороняющимися стенами, запаниковали. Напор на нашу стену увеличился, враги стали драться яростнее, но было видно, что они боятся и желают укрыться за захваченными стенами. А между тем неизвестные звери буквально истребляли бестолково мечущихся разбойников и всё ближе подходили к стенам. Со стены было видно, что среди смешавшихся вражеских порядков образовалось плотное кольцо воинов, в центре которого тускло взблёскивали жёлтым доспехи Джахангира. Вид смертельного врага придал мне сил, и я с новой яростью обрушился на лезущих тварей. Сердце и голову словно бы объял ледяной огонь боевой ярости волков-воителей, ярости, не затуманивающей разум, но придающей сил, сосредоточенности и быстроты. Вольфклинг засверкал с утроенной быстротой, свирепым лязгом отправляя в самые мрачные уголки Тёмного леса сражённых противников. Слева молнией полыхал в свете дневного солнца клинок лёгкого меча Хельги. Волчица, не смотря на полученные раны, к счастью, не тяжёлые, сосредоточенно и яростно сражалась бок обок со мной. Несмотря на юность и внешнюю хрупкость, она была настоящей воительницей, и сражалась не хуже меня. Неожиданно справа раздался свирепый рёв. Израненная Клотильда огромным усилием размела обломком бердыша навалившихся на неё врагов и отшвырнула от стены лестницу. Лезшие по ней супостаты с воплями посыпались в ров. Вид объятой гневом и залитой кровью гигантской барсучихи и валящихся с высоты товарищей послужил сигналом остальным негодяям. Скатываясь по головам подельников, окончательно потерявшие остатки самообладания враги бросились вниз и принялись разбегаться, стремясь к лесу и натыкаясь на клинки наших новых союзников. А на головы не успевших отбежать трусов летели со стен сбрасываемые лестницы. На покрасневших от свежей крови стенах не осталось ни единого живого хищника.

 

Рэдволл был спасён.

 

 

 

…Между тем ощетинившееся сталью кольцо негодяев с тигром в центре с боем прорывалось к лесу. Вокруг него закипел бой, но вооружённые длинными копьями и пиками хищники довольно эффективно сдерживали натиск вооружённых короткими клинками бойцов. И в какой-то миг поредевшее кольцо разбойников ступило за черту леса… и растворилось в нём. ДЖАХАНГИР УХОДИЛ!!!

 

К стенам подходили неизвестные спасители. Перед самыми воротами продолжал отчаянно сопротивляться последний окружённый отряд хищников. Прибывшие так вовремя звери вступили с ними в схватку, но те дрались зло и обречённо, и тела союзников усеяли дорогу перед врагом. Враги были заведомо обречены, и можно было подождать, когда лесные смельчаки перебьют их, но мгновенно было решено помочь им.

 

Кубарем оставшиеся на лапах защитники слетели со стен и построились в фалангу перед воротами. Я, Хельга, несгибаемый Командор с несколькими оставшимися выдрами, могучая Клотильда, пара оставшихся белок и группа защищавших стены мышей. Кроты споро разбаррикадировали ворота, и тяжёлые створки медленно распахнулись. С яростным воем я и Хельга с ходу врубились в тыл негодяям, наши мечи сверкали молниями, а за нами разили врагов дротики, мечи и барсучья дубина. В считанные секунды всё было кончено. Груда мёртвых вражеских тел лежала перед закопчёнными дубовыми створками. Мы остались лицом к лицу с нашими союзниками.

 

Это были невысокие коренастые зверьки в пёстрых одеждах. На каждом была яркая бандана, а в руках они сжимали недлинные, но острые как иглы рапиры. Землеройки ГУОСИМ! Так вот кто пришёл на помощь гибнущему аббатству!

 

Храбрые землеройки кольцом окружали Рэдволл, пресекая любую возможность нового нападения. Вот только нападать было уже некому. Вся орда Джахангира погибла или разбежалась, за исключением его самого с отрядом самых верных головорезов, скрывшихся в лесу. При мысли о том, что кровный враг опять уходит от моей мести, захлестнула мой мозг волной кипятка. НУ УЖ НЕТ!!! На этот раз я настигну тебя, подлый убийца, и заставлю расплачиваться за все твои злодеяния! Больше ты никому не принесёшь страданий!

 

Видимо, похожим образом думали и остальные. Аббат Доминик, чудом уцелевший в битве Командор, Лог-а-Лог Рильф считали, что нужно догнать и добить врага, пока он не скрылся в лесных дебрях и вновь не обрёл силу. А значит, медлить было нельзя ни секунды. Наскоро собранный отряд начал преследование…

 

 

 

…По следу врага устремился отряд из трёх десятков землероек. Среди них выделялась массивная фигура предводителя выдр, решившего отправиться в погоню, несмотря на свои раны. Впереди всего отряда мчались две светлые высокие фигуры – огромного белого волка в серебристой кольчуге и бьющемся за спиной тёмно-синем плаще, с мечом наизготовку, и лёгкой, тонкой, стремительной волчицы в светло-голубом платье. Эти две фигуры словно бы толкала вперёд какая-то неизвестная сила, давая им энергию после тяжелейшего боя…

[Nibelung111]

…С Джахангиром ушло около полусотни воинов, поэтому напасть на их след не составило труда. Пять десятков перепуганных негодяев оставляли за собой целую просеку в подлеске. Несколько раз попадались трупы врагов – убегавшие добивали собственных раненых, чтобы не тормозить своё бегство. Да, таких подонков не жалко будет извести, мир станет только чище.

 

След уводил на север, в сторону реки Мшистой, где, по словам спасённых мною лесных жителей, с комфортом расположилась ставка Джахангира и куда он, по всей видимости, и стремился сейчас. В виду неотвратимого возмездия перепуганные негодяи развили недюжинную скорость, да и фору они получили, пока мы добивали последних их подельников под воротами. К тому же ни сам тигр, ни его гвардия в бою участия не принимали и силы не растеряли, а вот мы после целого дня непрекращающейся битвы еле переставляли лапы, и только ненависть гнала нас вперёд. Коротколапые землеройки также не были выдающимися бегунами, поэтому расстояние между нами и противником не только не сокращалось, но даже увеличивалось. Правда, не всё время. Всё таки для хищников этот лес был чужим и незнакомым, они то вламывались в непроходимую чащу, то влезали в болота, то вынуждены были обходить глубокие овраги и при этом находить в почти незнакомом лесу путь. А вот нам их следы разыскивать не приходилось, их было бы видно даже тёмной ночью. А между тем солнце как раз закатывалось за верхушки деревьев, жаркое и багровое, словно бы впитавшее в себя за день пролившуюся кровь. Ещё немного – и в лесу стремительно начало темнеть. След мы не теряли, но продвижение несколько замедлилось. Хотя наверняка враги замедлились ещё сильнее…

 

 

 

…Преследование длилось всю ночь. Вконец вымотанные, мы продолжали бежать по следу, чтобы не упустить врага. И всё-таки мы их догоняли. С рассветом стало видно, что след совсем свежий, ещё чуть-чуть – и мы вцепимся врагам в холки. Взошедшее над лесом солнышко бросало косые оранжево-золотистые лучи на тропу, чередуясь с прохладной утренней тенью. А дремотную тишину нарушали треск и топот лап удиравших хищников. Они были совсем рядом! Собрав волю в кулак, мы совершили последний рывок, и между деревьев замелькали спины убегавших врагов. Река была совсем рядом, и хищники стремились достичь её прежде, чем наша сталь настигнет их. Но не успели. Залязгали выхватываемые на бегу клинки, рассёк воздух дротик Командора, с голодным свистом покинул ножны Вольфклинг, лучик света вспыхнул на мече Хельги… И вот первый враг, захлёбываясь кровью, летит нам под лапы. Короткий звон столкнувшейся стали, посыпавшиеся в траву тусклые искры – и новый разбойник отправился в Тёмный лес. Рядом, как подкошенный, рухнул противник Хельги. А землеройки тем временем охватывали врагов полукругом, и их острющие рапиры не знали промаха. Но истребить врагов с налёта не удалось. В кольце самых крепких воинов тигр ломился к реке. Разя направо и налево, я рванулся за ним. Попытавшиеся преградить мне путь лисы навеки остались лежать там, где стояли. В погоне за врагом мы вылетели на поляну. Вот где сказалось преимущество немногих оставшихся у гвардейцев Джахангира копий! Несколько землероек, бросившихся на врагов, были заколоты ими. Прямо передо мной выстроился редкий частокол копий, не давая подойти к тигру. Но это не остановило меня. Понимая, что закованного в крепкие латы и бегущего зигзагами тигра мне из моего маленького и не слишком мощного арбалета не достать, я истратил стрелу на центрального копейщика. Щёлкнула тетива, звякнула пробиваемая кольчуга, в частоколе наконечников появилась брешь. С яростным рёвом я устремился в образовавшуюся дыру, оттолкнув одно направленное мне в сердце копьё и перерубив второе. Разворот, пропустить вражеское оружие вскользь, удар по древку – и вот в лапах злобно и отчаянно щерящейся ласки обрубок бесполезной палки, а я уже врубаюсь вглубь вражеского строя, действуя мечом и кинжалом. За мной идёт Хельга, добившая последних копейщиков, а остальными тварями занялись землеройки. Погибавшие разбойники бились не на жизнь, а насмерть, и в наших рядах росли потери. Я получил несколько новых ран, но те, кто нанёс мне их, потеряли жизнь. Но силы врага таяли, и вот уже общая свалка разбилась на отдельные схватки и поединки. И только Джахангир, тигр из душного Южноземья, с несколькими хорьками продолжал бежать к блещущей за деревьями реке. Отразив выпад крысы и полоснув её клинком, я рванулся за ним. Между нами было ярдов сто, и я изо всех сил сокращал расстояние. Но всё же тигр достиг реки первым. Когда я подбежал к воде, то бешеный рёв вырвался из моей глотки – Джахангир Беспощадный стоял в большой лодке, и многочисленные крысы-гребцы быстро выводили её на середину Мшистой. Шипела и плескалась вода, взбиваемая в пену вёслами, и расстояние между мной и моим кровным врагом быстро и неуклонно росло. Свирепо рыча, я сверлил взглядом далёкую уже фигуру тигра, и мне казалось, я видел вспыхнувшее в его огненных глазах среди страха жестокое злорадство… Тигр наклонился, что-то ища на дне лодки, и краем глаза я увидал промчавшуюся мимо по берегу светлую фигуру. Бесстрашная Хельга не желала верить в провал погони и бежала берегом за удалявшейся лодкой. Между тем Джахангир выпрямился, и в его вскинутых лапах что-то было. Лук! Надеешься достать меня стрелой? Злобная усмешка вдруг сменилась оскалом мгновенного ужаса, когда я понял, что не я являюсь целью готовой сорваться с тетивы стрелы. Словно бы пытаясь опередить замедлившееся вдруг время, я рванулся в сторону тонкой белой фигурки с блестящим серебряным мечом, упруго и яростно бегущей вдаль по берегу. Во внезапно загустевшем воздухе я отчётливо увидел над рекой мгновенный взблеск пробившей солнечный луч стрелы… Такая близкая и такая недосягаемая фигурка бегущей волчицы вздрогнула… и вдруг мгновенно исчезла в высокой прибрежной траве… Злорадно вспыхнули жарким огнём на солнце доспехи тигра, бросившего лук. Давясь собственным воем, я бросился к тому месту, где упала Хельга…

 

 

 

…Она лежала в траве навзничь, выронив меч. Из её груди торчала длинная стрела, а наконечник вышел из спины. По нежно-голубой светлой тунике неумолимо расползалось страшное багровое пятно, пачкая красным шелковый белоснежный мех… Хельга была ещё жива. Когда я, отшвырнув меч и скуля, как волчонок, дрожащими лапами приподнял её голову, последняя искра жизни гасла в её изумительных фиалковых глазах. Кажется, её взгляд на мгновение остановился на мне, узнавая в последний раз, встретился с моим, тело вздрогнуло, в последний раз дрогнули веки, и расширившиеся глаза устремили взгляд в незыблемую вечность. Моя душа взорвалась невыразимой раздирающей сердце болью. Неистовый, пронзительный, срывающийся на визг вой вырвался из моей груди и взмыл в сияющее утренним солнцем безоблачное небо, перекрыв и заставив смолкнуть все остальные звуки…

 

 

 

…На берегу сверкающей рябью реки стоял на коленях и выл волк, прижимая к себе тело пронзённой стрелой волчицы. Исступлённый, надсадный, безумный вой вырывался из его груди. Лёгкий ветерок рябил гладь реки и трепал кроны над его головой, но казалось, что это вой срывает с деревьев листья и морщит текучую воду…

 

 

 

…НЕТ!!! ХЕЛЬГА! ХЕЛЬГА!!! ТЫ НЕ МОЖЕШЬ УМЕРЕТЬ!!! ТЫ ВЫЗДОРОВЕЕШЬ И БУДЕШЬ ЖИТЬ… Вид проткнувшей её тело стрелы заставил меня умолкнуть. Не будет. Никогда. Она уже не жива. Но… неужели… погибла?!... Не в силах вместить в себя эту мысль, я упорно и тщетно продолжал жадным обезумевшим взглядом выискивать в любимых чертах признаки покинувшей её жизни, умом уже понимая, что не найду, но не в силах смириться сердцем. Словно слепой, я ощупывал её, подсознательно надеясь почуять биение жизни, но её лапы уже холодели, и мне никак не удавалось их согреть… Ей холодно..? Надо укрыть её, чтобы она согрелась, и тогда она откроет глаза… Какие у неё глаза… Я так люблю в них смотреть… Сорвав с себя плащ, я принялся старательно укутывать её в рваный бархат. Почему он такой тёмный? И почему так холодно? И пусто… И темно. Почему вокруг так темно? Наверное, потому, что солнце такое чёрное и свет его тоже чёрный… Чёрное солнце, чёрная река, чёрные деревья, осыпающиеся хлопьями тьмы… И почему её кровь такая яркая, такая красная, словно бы пульсирующая изнутри рубиновым огнём? Только кровь и тьма, огонь и ледяная чернота, вокруг больше ничего нет, ни звуков, ни предметов, ни движения, ни самого мира. Без Хельги мир не может существовать, и света больше не будет. Никогда. Как больно и холодно… И почему она такая холодная? Почему она вдруг выскальзывает из моих лап? Кто-то пытается отнять её у меня?! ПРОЧЬ! Не смейте, это наше ничто, наша с Хельгой пустота… Я навечно останусь в ней с нею…

 

 

 

…Обезумевший от горя волк с жутким рёвом оскалился на обступивших его землероек, попытавшихся отнять у него тело возлюбленной. Невидящий взгляд выпученных глаз слепо обшаривал окрестности. Казалось, никакая сила на свете не сможет отнять у него волчицу. Окружившие его товарищи что-то говорили ему с безопасного расстояния, но никакие слова не достигали его слуха…

 

 

 

…Не знаю, сколько времени я провёл в этом чёрном отупении, но в какой-то миг оглушивший мой разум шок немного отступил, и я вновь стал осознавать происходящее. Вместе с вернувшимся сознанием пришла новая волна боли, затапливая душу и мучительно стискивая сердце. Собрав последние силы, я поднялся с земли, держа на лапах Хельгу, и шагнул к испуганно отступившим землеройкам. Стоявший рядом Командор не произнёс ни слова, но его взгляд был полон печали. Слепо ступая и глядя перед собой, я медленно двинулся назад…

 

 

 

...Два дня и две ночи усталый отряд с ранеными и телами своих убитых возвращался в Рэдволл. Всё это время волк ни на секунду не спустил с лап тело погибшей волчицы, лишь позволив знахарю Гуосима извлечь поразившую её стрелу. Тот же знахарь, как смог, перевязал его, друзья вложили в ножны подобранный Вольфклинг и взяли меч Хельги. На рассвете третьего дня лес расступился, и на распахнувшейся перед усталыми воинами равнине показались красные бастионы аббатства. С колокольни загремел колокол, приветствуя вернувшихся, дубовые створки закопчённых в пламени недавнего боя ворот пропустили бойцов за стены. Пришедших приветствовали, благодарили, но голоса звучали сдержанно, без лишней радости – слишком многие погибли два дня назад, слишком немногие из ушедших вернулись сегодня… Когда из-под воротной арки во двор вышел волк со своей скорбной ношей, голоса смолкли, головы рэдволльцев поникли – за прошедшее время Хельгу в аббатстве успели полюбить все за её отзывчивость, доброту и бесстрашие, готовность всегда прийти на помощь, все помнили, как она сражалась с общим врагом, и теперь скорбели при виде её бездыханного тела. Победа далась слишком дорогой ценой, и главный враг избежал возмездия. Могучие стены устояли, но теперь в них было пусто и тихо, ведь очень многие из тех, кто населял их, погибли, и теперь тишину древних прохладных переходов и зал нарушали скорбные вздохи и печальные голоса… Смерть едва не захватила аббатство, и лишь безвременно угасшие жизни одних сохранили жизни оставшихся. За мир пришлось заплатить кровью.

 

Раненых сносили в лазарет, и без того полный, а погибших положили в Большом Зале, под Гобеленом. Скорбно глядел со стены Мартин-Воитель на ряд неподвижных тел, распростёршихся под стеною…

 

 

 

…Вот и Рэдволл… С каким воодушевлением мы покидали его два дня назад, какое яростное пламя пылало в моей душе, освещая следы уходящего врага, и какой мрак теперь царит в ней… Свет угас навсегда, чёрный жгучий лёд сковал сердце. Хельга умерла. Погибла. Да, она погибла. И никогда больше не откроются её живительные глаза. Стон сдавливает грудь и горло. Как же больно!!! Представляет ли хоть кто-нибудь, каково это – потерять самое дорогое существо, несравненно более дорогое, чем жизнь, не суметь защитить, - и остаться жить одному, в вечной пустоте?!! Поднятый вверх взгляд вдруг остановился на суровом лике Мартина, и в сердце словно что-то дрогнуло. Он понимает. Он сам пережил это, его Роза погибла в его бою, а он остался… Он знает, как это невыносимо страшно – пережить свою любовь. И жить без жизни…

 

 

 

На следующий день были похороны. Все рэдволльцы, которые могли стоять на своих лапах, землеройки Гуосима, оставшиеся белки и выдры пришли в рэдволльский сад проводить своих павших товарищей в последний путь. Множество могил было выкопано под кронами, превратив сад в свежее кладбище. Ряды гробов стояли в тени, и их было пугающе много. Хищная смерть собрала в Рэдволле богатый урожай, и стены из красного песчаника казались красными от крови. Хельга тоже лежала в гробу, в своём лёгком белом платье, вся такая светлая и спокойная. На лице её лежало умиротворение, казалось, что она просто спит. Все беды закончились для неё навсегда. Она ушла, как и жила, в борьбе, в бою, преследуя врага, на самом пике своей молодости, уйдя в вечность с обнажённым мечом в лапах. Там, в Тёмном лесу, она встретит своих родителей, своих погибших родичей и вновь обретёт своё Племя. И когда-нибудь я встречусь с ней там… Скорей бы. Но сначала – я найду врага. Найду. Найду.

 

Вперёд вышел аббат Доминик. Из глаз старика лились слёзы, и рыданья не давали ему говорить. В этот момент он прощался с большей частью тех, с кем прожил всю жизнь, кто был для него одной большой семьёй. Справившись с собой, он произнёс прощальные слова, эхом отдававшиеся в сердцах и умах тех, кто стоял под кронами.

 

 

 

- Братья и сестры, друзья и соратники. Сегодня мы прощаемся с теми, кто завоевал нам право на жизнь. С теми, кто до последнего сражался за наши стены, за наш мир, унося с собой в Тёмный лес орды врагов. С теми, кто погиб, сражаясь за жизнь. Они никогда больше не вдохнут свежий утренний воздух, никогда больше не увидят солнце и никогда не вернутся, но они будут вечно жить в наших сердцах, в наших детях, которых они защитили ценой своей жизни, в стенах нашего славного аббатства. Память об их подвиге и стойкости будет передаваться из поколения в поколение среди всех добрых жителей Страны Цветущих Мхов. Мы живы и проживём долгую и достойную жизнь, доказав своими делами, что их жертва была не напрасна. И да помогут нам Великие Сезоны пережить эту утрату и возродиться к жизни.

 

 

 

Настоятель умолк и отошёл в сторону. К гробам потянулась очередь прощающихся, в утреней тишине зазвучали горестные вздохи и плач. Друзья прощались с друзьями, родственники – с родственниками. Командор и его оставшиеся бойцы прощались со своими погибшими товарищами. Белки скорбно окружили гробы своих погибших воинов и своей бесстрашной предводительницы Дианы. Землеройки прощались со своими бойцами… Череда рэдволльцев шла мимо гробов, в последний раз прощаясь с погибшими друзьями. С Хельгой тоже простились все. Плачущие женщины увели диббунов в аббатство. Церемония прощания закончилась, пришло время предать павших героев земле. По знаку настоятеля кроты начали опускать гробы в могилы.

 

 

 

Я в последний раз осторожно провёл лапой по белоснежной голове Хельги. Сердце готово было взорваться от горя, душа не желала отдавать самое дорогое земле. Она лежала такая спокойная, хрупкая и светлая, её прекрасные фиалковые глаза были закрыты. Скрещенные на груди лапы сжимали рукоять её меча, так и не доставшегося врагу. В последний раз я взглянул на невыразимо дорогие черты, не в силах поверить, что это действительно в последний раз, и крышка гроба навеки накрыла ту, что стала моим сердцем, моей душой, моей песней. Гроб медленно опустился в тень могилы, и мне захотелось шагнуть следом, навеки оставшись с ней. Каменея от боли, я бросил в могилу горсть свежей земли, и несколько кротов быстро засыпали её и насыпали аккуратный холмик. Могила была вырыта прямо под корнями молодой яблони, под которой мы цветущей весной любили сидеть вместе. Она говорила, что яблоня – её любимое дерево… Могилы были засыпаны, сверху колокольной бронзой горько загремел похоронный звон, завершая скорбное действо. Выхватив из ножен Вольфклинг, я вскинул его в салюте к небу, ловя клинком солнечный луч, и издал прощальный вой, провожая дух Хельги к Вратам Тёмного леса по древнему обычаю волков, словно выплёскивая в этом вое из своей души всю боль, всё горе и весь ужас. Оглушительный, пронзительный, полный тоски вой перекрыл звук колокола и плач рэдволльцев, заставив вздрогнуть и поёжиться всех. Гулкое эхо подхватило вой и словно бы унесло его в заоблачные дали. Пробившись сквозь листву, на могилу Хельги упал солнечный лучик…

[Nibelung111]

Следующие дни прошли в гнетущем забытьи. В душе всё словно бы смёрзлось, превратившись в ледяной обжигающий острый ком боли. Свет померк, я не отличал день от ночи. Все краски из мира исчезли, оставив лишь тьму. Я то обнаруживал себя в лазарете, то на могиле Хельги. Не знаю, ел ли я что-то, говорил ли с кем-то… Всё слилось в единый поток тьмы, чёрный и душный, как копоть…

 

 

 

…Но одним утром всё изменилось. Сумеречная пелена в душе и взоре окрасилась багрянцем. На смену чудовищной опустошённости пришла неистовая, ледяная, как зимняя буря в Нордвальде, как ураган в горах Хельги, ярость. Ненависть. Я ощутил, что не смогу даже умереть, пока не уничтожу Джахангира. В моей жизни снова появилась цель, на этот раз единственная. Найти и убить. Истребить убийцу возлюбленной и всех, кто с ним. Полученные в бою раны немного поджили, и хотя я был ещё довольно слаб, но не мог больше и помыслить о каком-либо промедлении. Да и чего может бояться тот, кто умер? Меня-живого закопали под яблоней неделю назад… Я принялся спешно готовиться к погоне.

 

Одежда и нехитрые пожитки переместились в сумку. На кухне соберут провиант. У ежей пополню запас болтов для арбалета. Верёвка с «кошкой» смотана и приготовлена. После завтрака я объявил настоятелю и всем остальным о своём решении продолжить погоню. Сестра Астра принялась было протестовать, говоря, что я ещё слаб, но я был непреклонен. Старая воительница-барсучиха просто молча посмотрела мне в глаза и приказала поварам собирать провизию. Никто больше не пытался меня остановить, понимая, что иначе я не могу.

 

 

 

…Весь день прошёл в лихорадочном нетерпении. Боль и горе в моей душе переродились в яростную, злую энергию, бурлившую в сердце расплавленным металлом. Одна цель. Один враг. Одна дорога. Чтобы скоротать время, я схватил меч и принялся его яростно начищать. Внезапно кто-то постучал в дверь. Это был Колин. Мышонок выглядел очень расстроенным:

 

 

 

- Привет! Ты правда уходишь?

 

 

 

- Иначе я не могу, Колин. Я должен его убить.

 

Брусок, которым я правил острие, яростно взвизгнул на лезвии.

 

 

 

- Я понимаю, - Колин тяжело вздохнул и ещё ниже опустил голову. - Я тоже очень любил её. Найди тигра и отомсти ему! И за наших друзей тоже…

 

 

 

- Найду, Колин. Найду и убью. Клянусь.

 

Наточенный и начищенный меч поймал огненный закатный луч и вспыхнул жидким пламенем, бросив жаркие блики на стены и отразившись в серьёзных не по сезонам глазах мышонка. Клинок с лязгом вошёл в ножны.

 

 

 

- Клянусь!

 

 

 

Вечером я спустился на ужин. В зале, некогда шумном и весёлом, теперь было очень пусто и тихо, а за столами хватало незанятых мест. Не было слышно обычной болтовни, шуток, смеха и прочего радостного шевеления, даже диббуны сидели притихшие. Война с тигром тяжело ударила по Рэдволлу, и ещё не скоро аббатство вновь станет таким, как прежде. Да что уж там, никогда… Смерть унесла больше половины обитателей аббатства, и до сих пор в лазарете продолжали умирать раненые. Никогда в этих стенах уже не будет так весело и шумно. Но всё же жизнь продолжается, и живые не собираются сдаваться.

 

 

 

Когда я вошёл в зал, все взгляды устремились на меня. Все уже знали, что я ухожу и зачем я ухожу. В этих взорах читались сострадание, поддержка, испуг, сожаление, ненависть к общему врагу.

 

Это был мой последний ужин в Рэдволле. Вряд ли я когда-либо ещё увижу ставшее вдруг неожиданно родным аббатство, в котором были рады даже Тени. И расставаться с Рэдволлом и его обитателями не хотелось. Вот уж не думал, что я, волк, хищник, воин и путешественник, смогу так привязаться к обществу мирных монахов, живущих за высокими стенами. Но не эти ли стены вскармливали великих воителей, поднимавших меч ради мира и боровшихся до победы? Но долг мести звал в погоню, заглушая все остальные чувства и мысли.

 

Ужин подошёл к концу, и я встал из-за стола. Понимая, что не могу просто так взять и уйти, не сказав ничего тем, кто стал для меня больше, чем друзья, почти семьёй, я окинул взором зал.

 

 

 

- Братья. Завтра на рассвете я ухожу. Ухожу, чтобы раз и навсегда покончить с тем, кто принёс нам столько горя. Я клянусь, что не буду знать покоя до тех пор, пока не завершу начатое. Всех вас я благодарю за всё, что вы сделали для меня… и для Хельги. Я этого никогда не забуду.

 

 

 

С кресла во главе стола поднялся настоятель:

 

 

 

- Все мы скорбим о наших павших друзьях и о Хельге. Зло действительно должно быть наказано. Я и все мы от всего сердца желаем тебе успеха в твоём предприятии, ибо только ты один сможешь уничтожить злодея. В эти тяжкие для нас дни ты, воин далёкого Севера, стал защитником и новым Воителем Рэдволла. Теперь ты – один из нас. Ты помог нам отстоять аббатство в битве, и ты сможешь победить Джахангира. Завтра ты уйдёшь, но знай, что в Рэдволле тебя всегда будут ждать. И да помогут тебе Великие Сезоны..!

 

 

 

В тишине раздался громкий голос матушки-барсучихи Клотильды:

 

 

 

- Добей врага, воин! Победи и возвращайся. С тобою Рэдволл!

 

 

 

И весь Пещерный зал взорвался яростным, громким, слитным кличем, отозвавшимся эхом во всех уголках аббатства: «РРРЭЭЭЭДВОООООЛЛЛ!!!»

 

Молча отсалютовав рэдволльцам, я повернулся и вышел из зала.

 

 

 

…В вечерних сумерках я подходил к могиле Хельги. Под яблоней стояла, опустив голову, маленькая тень. Это оказался Колин. Заметив меня, он ничего не сказал, я так же молча встал рядом. В саду разливалась сумеречной синевою тишина. Тихий шёпот Колина прошелестел сквознячком:

 

 

 

- Она тебя любила.

 

 

 

- И тебя тоже, Колин. Она выхаживала тебя в лазарете, как своего ребёнка. Она вообще была необыкновенной. Воевала – и мечтала о мире, лечила больных, странствовала – и мечтала о доме… Её жизнь была порой страшнее, чем её смерть. Думаю, сейчас ей намного лучше там, в Тёмном Лесу, где нет страдания и боли. И когда-нибудь я уйду к ней…

 

 

 

…Вот и Главное здание. Завтра я с восходом солнца уйду отсюда, и, возможно, не увижу больше никогда ни Аббатства, ни рэдволльцев, ни Колина. Пришло время прощаться.

 

 

 

- Колин, завтра рано утром я ухожу. Я не знаю, вернусь ли когда-нибудь сюда. Возможно, мы больше никогда не увидимся. Ты стал мне как сын, и я, если буду жив, обязательно вернусь к тебе. Обещаю. Но пока жив враг, я буду идти за ним. И найду. Придёт время, когда никто больше не будет угрожать нашей мирной жизни. До той поры же живи за этими крепкими стенами, делай добро и не рискуй. Наступит день, когда ты сам станешь Воином и Защитником своих собратьев, но до него ещё долгий и трудный путь.

 

 

 

Мышонок, сдерживая слёзы, смотрел мне в глаза. Было видно, что ему очень тяжело сейчас. Охрипшим от переживаний голоском он тихо ответил мне:

 

 

 

- Я тоже очень люблю тебя. Ты мой отец. Я буду ждать тебя здесь и до твоего возвращения помогать нашим братьям. Я очень хочу, чтобы ты догнал и убил Джахангира. Отомсти ему за Хельгу и за всех наших погибших, - тут глаза Колина блеснули холодной сталью, - и возвращайся. Мы все будем ждать тебя, а я больше всех.

 

Наступит день, и мы будем сражаться вместе!

 

 

 

- Прощай, - я прижал к себе тоненькую фигурку мышонка в сутане, вдыхая тёплый запах его меха. Послышался сдавленный всхлип, но когда я снова взглянул на Колина, тот смотрел твёрдо:

 

 

 

- До свидания. Победи и возвращайся.

 

 

 

Стиснув напоследок плечо мышонка, я повернулся и пошёл в спальню…

 

 

 

…Как только ночное небо на востоке занялось фосфорическим сиянием приближающегося восхода, я был уже на лапах. Наскоро перекусил оставленными с вечера продуктами. Одевшись и вооружившись, я в последний раз проверил снаряжение и остроту меча. Поверх кольчуги на мне был буро-зелёный пятнистый плащ, через плечо весела сумка с припасами. Вольфклинг занял своё место за спиной, арбалет с подсумком болтов спрятался под плащом, кинжал Ховарда поблёскивал изумрудной искрой на поясе, с другой стороны - фляга. На плече свернулась верёвка с «кошкой». За пазухой пристроилась полученная от аббата карта Страны Цветущих Мхов. Я был готов к походу. В последний раз окинув взглядом уютную комнатушку, ставшую мне за последние месяцы домом, я вышел и плотно прикрыл за собой дверь. Тихо спустился по лестнице в безмолвии спящего крепким предутренним сном аббатства, ступил в Большой Зал.

 

На минуту остановился перед гобеленом. В утренних сумерках его краски казались приглушёнными, но на самого Мартина из высокого стрельчатого окна падал розовый свет разгорающегося на горизонте заката, и казалось, что легендарный Воин светится тёплым внутренним сиянием в блёклой дымке раннего утра. Как всегда, гобелен был прекрасен, и как всегда, в глубине души казалось, что вытканный на нём Мартин безмолвно следит взглядом за тобой и видит тебя. Мне показалось, что древний Воитель смотрит на меня с пониманием и сочувствием, его взгляд, казалось, был устремлён прямо на меня. И в редеющих сумерках вдруг почудилось, что Мартин едва заметно горько и в то же время ободряюще улыбнулся, напутствуя меня перед тяжёлым, опасным и страшным походом? Или это колышущиеся тени дрогнули под напором разгорающегося утра?..

 

 

 

…Отсалютовав в тишине зала вечному Воину, я вышел из аббатства. Во дворе ещё дремали глубокие прохладные тени, невесомым туманом клубясь под утренним сквознячком, но краснокаменная колокольня в выси уже светилась мягким красным огнём. Бесшумно ступая, я отправился в сад, к могиле под яблоней. Там, под зелёным дёрном, в подземной тиши и покое вечным сном спала моя Хельга, прекрасная юная белая волчица-воительница. Сердце опять наполнилось жгучей горечью и тоской, когда я подумал, что, возможно, никогда больше не увижу даже её могилу. Перед глазами встал, как живой, её образ. Душа вновь воскресила в сердце лучистый взгляд её необыкновенных фиалковых глаз, шёлковое тепло меха, звонкий, как журчание горного ключа, голос, нежно выводящий под звёздами, такими же белыми и чистыми, как она, её полную надежды песню… А безжалостная память уже раскручивала ужасным калейдоскопом страшные картины: вспыхнувшая над рекой стрела, её падение… Заливающая белоснежный мех кровь, расползающаяся неостановимым алым пятном по тонкой тунике… Затуманенный болью, на миг прояснившийся взгляд потемневших прекрасных глаз… Опустившись на колени рядом с холмиком, я приник к нему головой, нежно погладил шелковистую росистую траву и поцеловал дёрн в изголовье. Прости меня, любимая, что я не смог уберечь тебя, защитить, сохранить, закрыть собой. Не успел, не сумел. Но я отомщу за тебя, а потом приду к тебе. Ты только меня дождись там… Положив лапу на могилу и роняя жгучие слёзы, я шепнул: «Я найду его, клянусь».

 

Выглянувшее над горизонтом солнышко, пробившись лучами сквозь полог листвы, жарким пламенным узорочьем позолотило могилу Хельги и осветило меня, словно бы прекрасная волчица улыбнулась мне с небес…

 

 

 

… Попрощавшись с Хельгой, я в последний раз окинул взором ставшее родным аббатство и бесшумно выскользнул через северную калитку в пламенеющий рассвет…

 

 

 

…Одинокая тёмная фигура быстро шла на север, не оборачиваясь, спеша к известной лишь ей одной цели. Вот она достигла деревьев и пропала в ещё густой утренней лесной тени, словно бы став её частью. А позади в алых потоках восходящего солнца огромным рубином пылали башни и бастионы Рэдволла, а над изумрудным морем волнующихся под свежим ветром крон неспешно плыл утренний звон колокола…

 

 

[Nibelung111]

…Я шёл той же дорогой, какой не так давно гнался за убегающим тигром. Я собирался идти за удравшим врагом хоть на край света, и в первую очередь я направился к тому страшному для меня месту на Мшистой, где сбежал Джахангир и где погибла Хельга. Лес ещё хранил следы недавней погони и боя, роковой след всё ближе подходил к реке… Где-то к середине дня я добрался до той полянки, где мы прорывали строй пикинёров. Изрубленные копья ещё валялись на земле, но тела кто-то убрал. Вот наконец между деревьев блеснула холодом вода… Берег… В прибрежной глине застыли следы лап. Отсюда отчаливал тигр, уходя от справедливого возмездия… НЕ УЙДЁТ. БОЛЬШЕ НЕ УЙДЁТ. Сердце готово было взорваться от боли, когда я, не в силах пройти мимо, шагнул по берегу в ТУ сторону и заметил на земле, межу травами полустёршиеся следы её лап… Перед глазами встала картина бегущей за лодкой тонкой светлой фигурки, внезапно исчезнувшей в прибрежной траве… А вот и та самая примятая куртина… На листьях ещё видны бурые пятна там, где лежала она, пробитая насквозь стрелой… Из горла вырвался горестный вой, когда я провёл лапой по испятнанным засохшей кровью травам. Притупившаяся было, как при ожоге последней степени, боль вспыхнула в душе извергающимся вулканом. Глаза вновь зажгло. Джахангир, ты ответишь за это. За Ховарда. За всех. Бережно сорвав испачканный кровью листик и спрятав его в подаренный когда-то Хельгой янтарный медальон, я вскочил на лапы и стремительно бросился по берегу в ту сторону, куда уплыла лодка врага.

 

 

 

Путь мой лежал на северо-запад. Желание настигнуть смертельного врага гнало меня вперёд, деревья мелькали слева от меня, а по правую руку серебряной лентой звенела река. Вскоре мою дорогу пересёк широкий Северный Путь, удобным бродом переходивший через реку и уходивший дальше, в сторону Северных Гор, где родилась и выросла Хельга и где некогда обитало её племя. Перейдя реку по броду, я оставил удобный тракт позади и вновь бросился бежать вдоль по берегу. От встретившихся мне лесных жителей я узнал, что Джахангир не высаживался на броде и плыл по направлению к текущему строго на север Нортфорскому Ручью. Где-то там, в невообразимой дали, раскинулся Нордвальд и несёт свои волны Хрустальная река… Уж не собрался ли негодяй снова наведаться к нам? Да ну, нет, туда он больше не сунется… разве что снова наберёт несметную орду. Но я не позволю ему это сделать, да и потенциальных рекрутов в его войско мы поистребили во всей округе…

 

 

 

…Вот и Ручей. Его устья я достиг уже за полночь. Пора и отдохнуть, чтобы поутру с новыми силами и новой яростью, чуть свет, броситься в погоню за врагом…

 

Как только солнце позолотило верхушки деревьев на западе, я уже пробирался коряжистым берегом Нортфора. Привычный к длительным и быстрым лесным переходам, я к полудню преодолел уже значительное расстояние. Справа над лесом нависли вершины каких-то гор, у которых, если верить карте, раскинулось немаленькое озеро. Там-то я и наткнулся на первые следы тигра. Маленькое прибрежное поселение лесных мышей оказалось разграблено, а несколько жителей убиты. Остальным удалось скрыться в чаще. А хищники, похватав в свою барку всё найденное добро и припасы, вновь пустились в плаванье. Ууу, твари.

 

Наскоро перекусив и немного отдохнув, я вновь пошёл за врагом. Чем дальше ручей уводил на север, тем глуше и гуще становились леса. Ближе к вечеру я заметил на берегу трёх крыс, рыбачащих на мелководье. Увидев меня, мелкие хищники, подхватив снасти, скоренько ретировались в лес. Я удвоил осторожность, но никто не стал по мне стрелять из чащи или атаковать. Видимо, крысы разумно решили не связываться с гораздо более крупным, сильным и хорошо вооружённым хищником-воином и пожелали отсидеться в зарослях, а я не стал их преследовать, ибо меня ждала добыча покрупнее.

 

К ночи я почти пересёк из конца в конец заросшую суровым лесом Северную Равнину и встал на отдых неподалёку от того места, где Нортфорский Ручей пересекает Широкий Поток, пенясь на порогах и подводных скалах. Интересно, как эти места прошёл на своей плоскодонке Джахангир?

 

… Через час после рассвета я подошёл к речному перекрёстку. Два мощных потока, пересекаясь, ревели меж многочисленных камней. Даа, надеюсь, несладко пришлось поганцам здесь, только надеюсь, что Джахангир не утоп, сбежав от моей мести в Тёмный Лес. Даже если и так, то и там ему от меня не скрыться. Хоть живому, хоть мёртвому.

 

…Потому как взбираться на пороги и быстрины враги не стали бы, а перебраться через реку не представлялось пока возможным, то оставалось идти только вдоль Широкого Потока и надеяться, что тигр не поплыл дальше вперёд, на север, в сторону враждебного ему Нордвальда, а свернул, как и я, на восток.

 

Внезапно я заметил впереди дымок, явно поднимавшийся от чьего-то костра. Поправив оружие и проверив, насколько легко меч выходит из ножен, я принялся подкрадываться к неведомому очагу, но увидел не обжирающегося у огня тигра со своими хищниками на привале, а лишь массивного пожилого бобра, кашеварящего что-то на костерке перед маленькой, но крепкой избушкой. Придав себе как можно более дружелюбный вид, я вышел из зарослей и, разведя пустые ладони в стороны, приветливо улыбнулся старику. Возможно, зря, ибо вид оскаленных громадных клыков и мощных когтей явно не уверил бобра в доброте моих намерений. Схватив немаленький топорик, он отпрыгнул за костёр и изготовился к защите. Стараясь говорить как можно мягче и тише, чтобы зверь не решил сбежать от меня по реке (а плавает он наверняка получше меня), я сказал, что не причиню ему зла, но ответом мне стал лишь поднявшийся повыше топор. Ну и лес с ним, пусть тешится своим плотницким инструментом. Проигнорировав нацеленный на меня топор, я уселся прямо на землю, скрестив задние лапы, и принялся спокойно созерцать «собеседника». Минуты две тянулось молчание, я не шевелился и не проявлял враждебности, и наконец упёртый бобёр не выдержал:

 

 

 

- Что тебе нужно?

 

 

 

- Только задать вопрос.

 

 

 

- Проваливай!

 

 

 

- Я из аббатства Рэдволл.

 

 

 

- Не знаю я никакого аббатства! Уходи же!

 

 

 

- Не проплывал ли мимо тебя на лодке тигр в золочёных доспехах с командой крыс?

 

 

 

- Уйди, нечисть! Жаль, не все вы пошли на дно!

 

 

 

- Что?! Так, значит, они потонули?! И я не нечисть. Я её истребляю. Я хищник, но не причиняю мирным вреда. Я гонюсь за тигром, устроившим страшную войну в Лесу Цветущих Мхов, чтобы покончить с ним раз и навсегда.

 

 

 

- Почему я должен тебе верить? Все вы одинаковы.

 

 

 

- Думай, что хочешь, только ответь мне, куда уплыл тигр!

 

 

 

- Кто ты?

 

 

 

- Я воин, лорд Северного Леса. Тигр устроил бойню в моих лесах, убил моего брата, сородичей, мою любимую и множество друзей. Я должен уничтожить подонка, пока он не собрал новую армию и не устроил новую резню. Так где он?

 

Видимо, в моих глазах отразилось столько ненависти и горя, что бобёр поверил:

 

 

 

- Эти негодяи приплыли ночью. Их лодка получила пробоину, налетев на камень, но они какое-то время ещё держались на плаву, пока крысы вычерпывали воду. Западнее берега обрывистые, поэтому они не могли причалить. Около полуночи они проплыли по течению мимо меня, не заметив моего жилища, но я на всякий случай решил проследить за ними. Вскоре их лодка окончательно потонула в полумиле к востоку отсюда, и они оказались в воде. Вроде бы, некоторые крысы потопли, но тигр выбрался на этот берег с остатками команды. Они пошли на восток, там намыло мель, и появился брод на ту сторону. Наверное, они пересекли реку.

 

И неожиданно добавил:

 

 

 

- Я Губерт.

 

 

 

- А я Нибелунг. Спасибо тебе, Губерт! Больше они не уйдут от меня. Прощай!

 

 

 

- Прощай. Если ты и вправду… надеюсь, ты убьёшь их, пока они не разгромили ещё кого-нибудь.

 

 

 

Попрощавшись с бобром, я изо всех сил поспешил по берегу. В прибрежных зарослях повсюду теперь попадались следы прошедших здесь хищников. Несколько раз попадались свежие кострища – будучи уверенными в отсутствии погони, разбойники не торопились. В лесу царила сторожкая тишина – почуяв хищников, его жители ушли поглубже в чащу и затаились.

 

К середине дня я достиг места, о котором рассказал Губерт. Здесь река действительно мелела, медленное течение неспешно влекло под солнцем всякие веточки. Пожалуй, тут и в самом деле можно перейти на другой берег… Что враг и сделал, судя по следам на прибрежном песке. Сняв броню и оружие, я осторожно вошёл в реку, держа имущество над головой. Сначала глубина доходила мне до горла, но когда я достиг мели, стала снижаться. Какое-то время я брёл по колено в воде посреди Широкого Потока, постепенно приближаясь к противоположному берегу, потом пришлось пару десятков ярдов плыть, но наконец, я достиг берега. Вновь облачившись и вооружившись, я достал и развернул карту. Следы уводили на северо-восток, что там у нас в том направлении?..

 

Увиденное на карте заставило меня выругаться. Прямо там, куда уводили вражьи следы, в нескольких часах ходьбы располагалась легендарная Полуденная Долина, родина несчастной возлюбленной Мартина Поздней Розы. Мирное, не знавшее войн и потрясений благословенное место, последний оазис тепла и света на севере, населённый мирными беззащитными крестьянами и ремесленниками. И прямо сейчас к ним подходил привычный убивать и грабить отряд хищников. Если они причинили столько бед и горя воинскому народу Волков, почти разгромили отчаянно сопротивлявшуюся могучую крепость, то страшно даже представить, что они способны сделать в мирном селении…

 

Со всех лап я помчался по следу. Негодяи шли неторопливо, но опережали меня почти на день, поэтому расстояние между нами сокращалось медленнее, чем я стремился.

 

 

 

…Некоторое время спустя я услышал впереди какой-то шум и звуки ругни. Мгновенно изготовившись к бою, я с удвоенной осторожностью припустил на звук. Однако это был не тигр. Два хорька и ласка пинками подгоняли связанного упитанного белка. Тот упирался, как мог, одновременно опасливо косясь на копья и в ответ на пинки изобретательно крыл обидчиков нелицеприятными эпитетами. Осматривая нового противника, я обогнул компанию и вышел им наперерез. Увлечённые переругиванием и шпыняньем злосчастной белки, разбойники не заметили меня, пока угрожавшая пленнику копьём ласка не уткнулась мне носом в плащ где-то в районе груди. При виде будто выросшего из-под земли огромного волка с мечом наголо злобный оскал на её морде сменился гримасой ужаса. С воплем она отскочила назад и, запнувшись о корень, упала наземь и выронила копьё, хорьки прянули в кусты, а белк кинулся в противоположную сторону. Направив меч на отползавшую в заросли крушины ласку острие Вольфклинга, я шагнул к ней и придавил лапой к земле. Та заверещала и принялась просить не убивать её.

 

 

 

- Почему вы схватили лесного жителя? Кто вы такие?

 

 

 

- Ааааа не убивай меня! Мы просто шли мимо и ничего плохого не хотели! Мы мирные жители, а я и мухи в жизни не обидела! Отпусти!!

 

Между тем насечки на древке копья красноречиво свидетельствовали о противоположном. И было их немало.

 

 

 

- Я таких мирных жителей с плеча рубаю. Где тигр?!

 

 

 

- Какой тигр? Я не знаю никакого тигра! Оооох, отпусти-отпусти! Проходил тут недавно, весь в золотых доспехах, а с ним куча крыс, рыл так с дюжину, в Долину шли. Мы правда его не знаем, сами от него спрятались, мы же мирные…

 

 

 

Наш разговор прервало вылетевшее сбоку из зарослей копьё, брошенное теми самыми «мирными жителями». Отбив его мечом, я одним прыжком достиг густого кустарника, в котором кто-то метнулся, бряцая оружием, и увидал обоих хорей, одного с массивным фальшионом, другого – видимо, и метнувшего копьё, - с кривым кинжалом. Вольфклинг столкнулся с фальшионом, отпарировал удар, после чего плавным пируэтом пронзил врага насквозь. Попытавшийся было сбежать второй хорёк лишился головы прежде, чем сделал несколько шагов.

 

Вернувшись на поляну, я увидел, что ласки и след простыл, и бросился по её следу. Спустя полминуты я услыхал возню впереди и выскочил в овраг. И вовремя. Давешний связанный белк каким-то образом свалил с лап ласку, снова потерявшую копьё, и теперь мутузил её задними лапами, не давая подняться и подобрать оружие, но сам полетел в грязь от оплеухи, и разбойница, схватив копьё, готовилась пригвоздить свою жертву к земле. Мгновенно выхватив изготовленный заранее к стрельбе арбалет, я выстрелил. Занёсшая над головой копьё ласка выгнулась и полетела ничком на белку, копьё отлетело в грязь. Спустившись в овраг и вернув стрелу, я разрезал путы косившегося на меня со страхом лесного жителя. Это был немолодой и не самый стройный белк. На нём был короткий бурый кафтан и холщовые штаны, за спиной висел пустой колчан. Лук, очевидно, был утерян при пленении.

 

 

 

- Не бойся меня. Почему они тебя схватили?

 

 

 

- Потому что они нечисть. Я повредил в лесу лапу и не смог убежать. Почему ты освободил меня?

 

 

 

- Потому что тоже ненавижу нечисть. Скажи, тут недавно проходил тигр в золочёных доспехах во главе отряда крыс, ты не видел его? А ты сам, случайно, не из Полуденной Долины?

 

 

 

- Да, ты не похож на других хищников. Почти, я живу в лесу неподалёку от Долины. Да, я видел тигра и крыс и хотел предупредить жителей Долины, но эти трое пленили меня.

 

 

 

- Ну, теперь они никого схватить больше не смогут. Как тебя зовут?

 

 

 

- Я Брундир, белка-следопыт, как и все в нашем роду. Я брожу по лесу и слежу за обстановкой. А кто ты?

 

 

 

- Моё имя Нибелунг. Я воин и поклялся уничтожить тигра.

 

 

 

- Ну, тогда поспеши, пока он не разгромил всю Полуденную Долину. Нам пора в путь.

 

 

 

И освобождённый мной белка-следопыт помчался по лесу самым кратким путём. Несмотря на свою упитанность, мой новый знакомец двигался быстро и бесшумно, продираясь без единого звука через сплошные заросли кустов, и ни одна веточка не хрустнула под его лапой.

 

К вечеру мы вышли к Светлой Долине. Боясь увидеть зарево пожарищ, я обрадовался, когда ничего подобного не заметил. Но всё же Долина гудела, как улей…

 

 

[Nibelung111]

…Как выяснилось, обитателям Полуденной Долины крупно повезло. В это время у них гостил отряд речных выдр во главе с местным Командором. Разумеется, тигр не обошёл стороной столь богатое и мирное место, но сразу же напоролся на организованное умелое сопротивление речных бойцов. Потеряв четверых крыс, отчего его отряд сократился на треть, тигр решил не рисковать последними солдатами и поспешно отступил, в свою очередь убив нескольких выдр, и сейчас наверняка уже далеко. Вряд ли он осмелится напасть ещё раз.

 

Попрощавшись на опушке с Брундиром, я двинулся в обход Долины в ту сторону, куда ушёл Джахангир с остатками отряда. Сбоку в пологой зелёной долинке, спускающейся со склона холма, раскинулись цветущие сады, из зелени которых выглядывали крыши уютных домиков, казавшихся отсюда игрушечными, пряничными. Из труб вились синие дымки, клумбы под окнами горели от ярких цветов, с зелёных террас свешивались лозы винограда, тяжёлые от тёмных сочных гроздей. Медвяный запах позднего лета струился в тёплом вечернем воздухе. Вся долина буквально утопала в цветах, а вечернее солнышко покрывало всё это живое великолепие сусальным золотом. Прекрасный простор для мирной жизни, но проклятый тигр из чуждого юга добрался и сюда…

 

 

 

…Когда закатное солнце позолотило расплавленным светом макушки деревьев, я достиг окраины Полуденной Долины. Стоя на вершине холма, я видел весь раскинувшийся внизу изумрудно-яркий простор. Янтарные солнечные лучи заливали весь широкий склон холма, вспыхивая жарким огнём в лепестках пышно цветущей старой розы. Подойдя к ней поближе, я увидел, что розовый куст скрывает под своими тяжёлыми от крупных цветов ветвями маленькую могилу, увивая камень с полустёршейся надписью. Несмотря на явную древность могилы, было видно, что за ней заботливо ухаживают. Наклонившись, я медленно прочитал старинные символы, выбитые на надгробии. Открывшиеся слова наполнили душу грустью и трепетом, оживляя в сердце древнюю легенду и свежую боль:

 

 

 

«Здесь лежит Поздняя Роза, дочь Уррана Во и Арьи,

 

отдавшая жизнь во имя любви и справедливости.

 

 

 

Покойся с миром»

 

 

Надпись венчала выгравированная на камне роза. Красные, как свежая кровь, лепестки настоящих роз полыхали живыми рубинами в огненных лучах заката. Так вот, значит, где ты нашла последнее упокоение, легендарная Поздняя Роза… Ты тоже боролась за мир и добро и не думала о своей жизни… Рождённая в тихой и беззаботной Долине, вдали от всяких потрясений, ты не испугалась войны и пошла за своим любимым до конца… И теперь лежишь в солнечных лучах над своей маленькой, но такой прекрасной родиной, за спокойствие и безопасность обитателей которой ты боролась и отдала свою жизнь. Маленькая, но бесстрашная мирная воительница, ставшая душой рэдволльского героя. Почему все лучшие погибают? Как слишком ярко горящие свечи гаснут быстрее остальных, так и слишком чистые души сгорают в этом полном тьмы мире, но, вспыхнув в последний, отчаянный раз, оставляют после себя негаснущий свет… Такие, как Роза… и как Хельга. Склонив голову перед могилой, я пошёл дальше. Позади меня последние солнечные лучи бархатным огнём просвечивали через листья розы, отбрасывая на могилу бесстрашной мышки жаркие блики…

 

 

 

…Всю ночь я, не чувствуя усталости, мчался по следу врага, словно чуя сердцем его близость. Ничто не могло заставить меня потерять этот след. Теперь, когда Джахангир был рядом, я буквально физически ощущал его впереди. Его следы вели на восток, в сторону побережья Восточного Моря. Не останавливаясь ни на миг, я летел в ночи, и тёмные силуэты деревьев мелькали вокруг, сменяясь то равнинами, то каменистыми холмами, то вновь вырастая до небес дремучим лесом. Ближе к утру я почувствовал, что осталось совсем немного, я почти настиг врага. Ночь сходила на нет, чернильно-звёздная тьма в промежутках крон над головой стала наливаться густой синью, а огоньки звёзд стали особенно холодными и острыми, словно серебряные гвоздики, пробившие лиловый бархат предутреннего неба. В мире стало как-то особенно тихо, словно все звуки растворились в кристальной чистоте утренней прохлады. Среди лесных трав сверкало таинственными искрами крохотное озерцо, чистое, словно душа ребёнка. Остановив у него свой бег, я опустился на траву, чтобы немного передохнуть перед решающим рывком. Впереди последний, решающий бой между мной и тигром. Надо восстановить силы. Наполнив флягу свежей водой и напившись хрустальной влагой, я набрал полные пригоршни воды и умылся. Холодная вода намочила разгорячённый бегом мех и освежила голову. Наклонившись над водной гладью озерца и переводя дух, я взглянул на отражение. В колышущемся зеркале отражался свет звёзд, и казалось, что сама вода стала насыщенно-синего цвета. Зрелище подрагивающих в жидком индиго звёзд, тишина и прохлада ввели меня в то особенное состояние, в котором дух словно бы лишается навязанных телом уз и свободно парит в живой чистоте мыслей, а в тело с каждым новым вдохом вливается свежая сила и энергия, даря бодрость и успокоение. Умение приводить свой дух в такое состояние передаётся в роду Лордов из поколения в поколение, ему обучают с детства. Мне его передал мой мудрый и бесстрашный отец, Эринг Ульвар. Впитывая предрассветную лесную энергию, я неотрывно смотрел на отражающиеся в озерке звёзды, а две из них, особенно крупные и яркие, словно бы глядели на меня. Внезапно моему зачарованному разуму показалось, что они вспыхнули зелёным, как пронизанный солнцем дубовый лист, светом, живо напомнив изумруд в рукояти подаренного братом кинжала. Сердце вдруг пропустило удар – на меня из озёрного неба словно бы глядели изумрудные глаза Ховарда. Их взгляд был суров и спокоен, как всегда раньше. В голове вдруг родились и неслышным эхом прозвучали пришедшие из ниоткуда слова: «Ты почти победил, брат. Осталось немного. Убей Джахангира, пока он не причинил нового зла. Сделай то, что не смог сделать я. Ты Великий Лорд, отомсти за Нордвальд. Мы с отцом тобою гордимся. Я всегда с тобой…»

 

Изумрудные звёзды вдруг окрасились в нежный сиреневый цвет, от которого повеяло любовью и тоской. Чувствуя, как к горлу подкатывает комок, я почти наяву смотрел в навсегда утраченные для меня в этом мире фиалковые очи Хельги. Головы словно бы коснулся мягкий ветерок, когда в мыслях зазвучал безумно дорогой голос: «Я с тобой, Ниб. Я знаю, ты победишь. Воздай ему по заслугам и не печалься. Я дождусь тебя здесь…»

 

Водная гладь под ветерком подёрнулась рябью, раздробив свет вещих звёзд на миллионы гладких искорок, и в шорохе потревоженных листьев до меня долетели беззвучные слова: «Мы с тобой…»

 

Очнувшись от таинственного транса, с бешено колотящимся сердцем, я поднялся с травы. Душа болела, увидевшись с теми, кого потеряла, но тело переполняли силы и энергия. На место ненависти и стремлению отомстить пришло ледяное спокойствие, непоколебимое, как Утёс Вечности, но готовое в любую секунду взорваться боевым гневом, удесятеряющим силы. В последний раз взглянув на мерцающее под кронами сокровенное озерко, я, не оглядываясь, помчался дальше по следу, стряхивая с лесных трав первую росу, и лишь в сердце теплым огоньком продолжало звучать бесценное: «Мы с тобой…»

 

 

 

…Под тёмными деревьями навстречу восходу упругими скачками бежал волк. Вот лес сменился холмами, и одинокий бегун, не снижая скорости, легко взлетел на гребень холма и остановился. Сравнявшиеся синевой с утренним ясным небом глаза устремили взгляд на открывшуюся картину и вдруг, расширившись, замерли, словно бы вглядываясь во что-то невидимое. Широкую грудь наполнил свежий морской ветер…

 

 

 

… Взбежав на вершину самого высокого холма, я остановился. В светлеющем утре перед моим взором раскинулось бескрайнее Восточное Море, окаймлённое светлой лентой пляжа, справа уходившей в бесконечность, а слева превращавшуюся в обрывистую скалу, увенчанную руинами какой-то древней крепости… На вершину утёса вела каменистая тропа, некогда упиравшаяся в крепкие ворота. Обратившись мыслями к запечатлевшейся в память карте, я застыл, чувствуя, как вновь начинает шевелиться шерсть на загривке при виде оживающей истории. В миле передо мной высились полуразрушенные стены Маршанка.

 

 

 

Во все глаза смотрел я на ожившую легенду Рэдволла – развалины некогда грозного форта, где мышонок-раб Мартин впервые бросил вызов тирану Бадрангу. Неожиданно снова нахлынуло необъяснимое трепетное состояние, когда ставшая вдруг сильнее тела душа видит что-то, чего не видят и никогда не видели простые глаза. Над побережьем словно бы пронёсся порыв неведомого ветра, всколыхнув на миг реальность и меня самого, а когда он стих, я увидел, что разрушенный Маршанк вновь обрёл свою цельную мощь, устремив в ставшее вдруг снова ночным небо непоколебимые стены, из-за которых в нескольких местах взлетали искры и клубы дыма. Затаив дыхание, я смотрел на проносящиеся перед духовным взором картины далёкого прошлого, увидеть которые наверняка мечтал каждый рэдволлец…

 

 

 

… Вот огромное войско осадило обороняющуюся крепость и ведёт обстрел… Огненно-дымной кометой летит в ворота разогнанная телега с пламенным грузом и разлетается огненным шаром, поджигая могучие створки… Рои дротиков, камней и стрел вспарывают подсвеченное разгорающимися пожарами небо и обрушиваются на крепость, а в ответ со стен хлещет ответный смертельный дождь… Штурмующие начинают карабкаться на стены, и тут же в каскадах жгучих искр наконец падают ворота… Внутреннее видение вдруг перемещается в гибнущую цитадель. Воины Армии Свободы врываются в крепость и на стены, и начинается отчаянный бой за каждую пядь… В свете мечущихся огней и блеске стали льётся кровь, бывшие рабы избивают поработителей… Вот сам грозный тиран горностай Бадранг с мечом наголо прорубается к подкопу под стеной и не раздумывая бьёт наотмашь мечом прикрывшегося чем-то крота… Внезапно внутренний взор замечает юную и очень красивую мышку, бесстрашно набросившуюся на горностая с пращой… Оставив крота, тиран яростно схватил мышку могучими лапами и вдруг что есть силы швырнул головой в стену… Маленькая фигурка сползла по камню и обмякла… Не отрываясь, я смотрел, как на Бадранга нападает и бешено рубится с ним Мартин, в жизни почти такой же, как на гобелене… Как под его яростным натиском отступает и пятится убийца, прижимаясь спиной к стене… Как от усилий юного Воителя меч Льюка в лапе тирана поворачивается к своему похитителю и вдруг пронзает безжалостное сердце рабовладельца… Как падает от ран сам Мартин, последним усилием потянувшись к Розе… В бледнеющем видении я вижу, как уходит прямо навстречу мне победившая зло армия, оставив обугленные и дымящиеся развалины павшего Маршанка, и вдруг необъяснимое наваждение рассеивается без следа, как мираж в песках Южноземья, оставив в душе неизгладимый след… Чадящие развалины форта вновь обратились в источенные временем, ветрами и непогодой руины.

 

 

 

…Что это было? Как я смог увидеть картины минувшей бесчисленные сезоны назад битвы? Взгляд жадно скользил по камням Маршанка, но более не находил ничего необычного. Но истёршиеся руины более не выглядели навеки покинутыми, казалось, слух ловит эхо отгремевшей здесь некогда битвы…

 

 

 

…И вдруг я увидел в разгорающемся над разрушенными стенами рассвете дымок….

 

 

 

…Над Маршанком поднимался в светлеющее небо дым. Не такой, как от пожаров в моём видении, а словно бы от костра. Свежие следы врагов вели к разгромленному форту.

[Nibelung111]

Проверив в последний раз оружие и взведя арбалет, я скользнул с холма в росшую у его подножия невысокую рощицу. Ухо чутко ловило каждый шорох, взгляд словно бы прицеливался во всё, чего касался. Невнятный треск впереди заставил меня замереть на месте, а потом бесшумно поспешить на звук.

 

Неподалёку от опушки я увидел крысу, копьём сбивавшую с ветвей дикие яблоки. Щёлкнул арбалет, собранные яблоки раскатились по траве. Подобрав крепкое копьё, я двинулся дальше. Чуть левее я снова услышал возню и через несколько шагов увидел другую крысу, вертящую в лапах какую-то поганку. Видимо, крыса тоже что-то почуяла, потому что нервно оглянулась и спросила скрипучим голосом: «Это ты, Ухорыл?» Ответом ей был взмах меча…

 

 

 

…Минус два бойца из шайки Джахангира. Интересно, сколько ещё их осталось помимо самого тигра? Вряд ли больше полудюжины. Выбравшись из перелеска, я осторожно побежал к утёсу Маршанка…

 

 

 

…Я бесшумно подобрался к широкому пролому в осыпавшейся стене, некогда бывшему, очевидно, крепостными воротами и прижался к камням. Приготовив оружие, я заглянул внутрь. В пустынном, усеянном разбросанными глыбами дворе форта виднелись развалины длинного дома и полузанесённая песком груда окаменевших головешек, очевидно, на месте загона для рабов. А прямо перед воротам на чуть более свободном от обломков пятачке пятеро крыс ставили то ли палатку, то ли шатёр, а шестая и, видимо, последняя, карабкалась на остатки восточной стены. Самого тигра не было видно, но внезапно его рык донёсся из-за развалин дома, подгоняя своих солдат. От ощущения близости смертельного врага шерсть встала дыбом на загривке. Я понял, что подошёл вплотную к своей цели. Остался лишь шаг. Я вынул из-под кольчуги подаренный мне Хельгой медальон и открыл его. В серебре лежал высохший листик, сорванный мною на месте гибели прекрасной волчицы. Маленькое пятнышко засохшей крови. ЕЁ крови. Тот, кто пролил её, утонет в своей. Я осторожно поднёс к губам листик, ставший моим знаменем, после чего закрыл медальон с реликвией и убрал обратно под броню. Глубоко вздохнув и приводя себя в то особое состояние боевого транса, в котором убыстряется реакция и возрастает сила, я выскочил из-за угла…

 

 

 

…Время словно бы загустело и замедлилось и одновременно ускорилось до предела, натянувшись до звона. Тренькнула тетива арбалета, пригвождая стрелой лезущего крыса-дозорного к стене, трофейное копьё пронзило второго, со звоном просадив тусклый нагрудник, кинжал Ховарда сверкнул изумрудом в горле третьего. Мгновенно подскочив к оставшимся, я резкими ударами меча сразил ещё двоих крыс и, отпарировав удар третьей, располосовал- ей глотку когтями. Вернул себе кинжал. С крысами было покончено…

 

 

 

… Из-за развалин вышел Джахангир. В первых лучах рассвета его запылённые латы блестели золотом, голову венчал золотой обод, усыпанный каменьями, а в лапах тигр держал огромную секиру, богато изукрашенную золотом. Рёв ярости и изумления вырвался из его глотки при виде поверженных бойцов и одинокой фигуры, скрытой тёмным «лесным» плащом. В ответ на его рык раздался яростный, полный гнева и лютой угрозы вой, и сорванный решительной лапой плащ открыл взору горящих красным янтарём тигриных глаз могучего белого волка в сияющей серебром струистой кольчуге и с длинным светлым мечом в лапах…

 

 

 

…При виде заклятого врага внутри словно бы взорвался вулкан, испепеляя душу ненавистью и безмерным гневом. Убийца брата, любимой, разоритель Нордвальда стоял в десятке шагов от меня и изумлённо рычал, глядя на меня. Ответив боевым воем на его рёв, я сорвал плащ, и в пламенных глазах-угольях своего врага я увидел узнавание и… страх? В следующую секунду я ринулся на врага, воздев Вольфклинг.

 

 

 

…Сокрушительный удар тяжеленной секиры чуть не выбил верный меч у меня из лап. Уклонившись от нового удара, я контратаковал, но наткнулся на не менее сокрушительный блок. Несмотря на мой высокий рост, выделявший меня над всеми встречавшимися до этого хищниками, Джахангир был вдвое крупнее меня, но огромные размеры, массивные доспехи и громадная секира делали его неуклюжим. Пропустив очередной замах позлащённого лезвия над головой, я дождался нового и изо всех сил рубанул навстречу, целя в топорище. Удар рванул клинок, и обрубленный огромный топор, описав дугу, ударил в камень, выбив сноп искр. В лапах тигра остался лишь бесполезный обрубок палки, который незамедлительно полетел мне в голову, а Джахангир выхватил широченный тесак, длиной не уступавший Вольфклингу, но вчетверо тяжелее.

 

 

 

И началась жестокая рубка. Несколько раз мне удавалось прорвать защиту тигра и достать его клинком, но меч не смог пробить толстенные латы. Самому же мне удавалось пока парировать все его удары, каждый раз чуть не теряя надрывно звенящий меч. Лапы онемели, дыхание вдруг начало сбиваться. Но разум уже захлестнула ледяная волна боевого гнева волков-воителей, прочищая мысли и сообщая натруженным мышцам новые силы. С утроенной энергией я пошёл в атаку, и очередной мой выпад достал полосатую голову тигра, но лишь сорвал с неё золотой венец. Взревев, Джахангир бросился на меня, молотя в бешенстве позолоченным клинком. От тесака мне удалось увернуться, но вот когтистая лапа всё-таки достала меня, распарывая чудовищными когтями кольчугу и разрывая бок. Страшная боль пронзила тело, хрустнули ломающиеся рёбра, новый удар тесака глубоко рассёк ногу. Чудом сохранив меч, я полетел на землю. Джахангир золотой горою нависал надо мной, медленно занося тесак для последнего удара, ненавистная морда щерилась в предвкушении победы, в кроваво-красных глазах злобно полыхало торжество. Как тогда, когда он убил Ховарда… когда стрелял в Хельгу. Неужели я не отомщу за них? Как я взгляну им в глаза в Тёмном Лесу? Что скажет отец..? И Колин вторично осиротеет, потому что я больше никогда не вернусь в аббатство… Воспоминания о самых дорогих моему сердцу существах подняли в душе шторм. Глядя, как блестит золотом на солнце опускающийся мне прямо в лицо клинок, я вновь услышал прозвучавшие в глубине души призрачные слова: «Мы с тобой…» Я знаю. Поэтому и не могу умереть, не победив. Ведь я умер дважды, потеряв их, так что теперь сможет остановить мстящую Тень? Ледяной огонь гнева тугим вихрем рванулся в груди, бросая меня, как стальной пружиной, на врага. Оттолкнувшись от земли, я вскочил, не чуя боли, отбив направленный в меня тесак и всем весом ударил тигра, отбрасывая его на остатки стены дома. Опешивший от неожиданной атаки тигр на секунду растерялся, но мне хватило и этого. Широко размахнувшись мечом, я наотмашь ударил, отсекая врагу лапу с тесаком. В глазах Джахангира плеснулись ужас и боль, рёв раненого тигра потонул в грозном исступлённом рыке мстящего Воина-Лорда волков, карающего убийцу своих близких. Собрав в обжигающий разум комок все оставшиеся силы, я выбросил вперёд клинок, всаживая обеими лапами драгоценный Вольфклинг в сверкающий золотом нагрудник по самую рукоять, всем весом навалившись на эфес. Высвободив одну лапу, я выхватил кинжал Ховарда и вонзил его ненавистному убийце брата, Хельги и друзей вбок и, бешено мстя за всё причинённое им горе, что было сил сомкнул могучие челюсти на горле Джахангира. Жуткий рёв поражённого тигра перешёл в захлёбывающийся полухрип-полувой, и горящие тёмным огнём ужаса глаза убийцы остекленели, уставившись в не сулившую ему ничего хорошего вечность…

 

 

 

… Звон стали и рычание стихли, отдавшись жутким эхом в девственной тишине заброшенного края. Посреди разрушенной крепости, освещённый багровыми лучами морского рассвета, висел тигр, пригвождённый мечом к стене. Рядом на песок рухнул окровавленный волк. Последняя битва в древней крепости завершилась.

 

 

 

…Из последних сил высвободив из тела Джахангира меч и кинжал, я, шатаясь, выпрямился и, воздев к восходящему солнцу родовой меч, издал победный вой,,отдавшийся крещендо в развалинах и скалах. Я победил. Я убил Джахангира, отомстил ему за Нордвальд, Ховарда, Хельгу и Рэдволл. За сотни иных преступлений, совершённых им до того, как наши пути пересеклись. Зажав раны и пошатываясь, я побрёл прочь из крепости, втоптав в песок золотой венец Джахангира.

 

 

 

…Я сидел на скале над морем, глядя, как утреннее солнце плещется на морском просторе, и перевязывал раны, слушая шум волн. В солнечном свете перед затуманенным взором проплывали дорогие лица. Ховард, Хельга… Отец. В их взорах читалось одобрение и поддержка, словно бы они были довольны тем, что я сделал. Безмерная усталость обрушилась на меня гранитной глыбой, и измученная душа искала лишь покоя. Долг был выполнен. Теперь я могу жить, в покое ожидая времени, когда смогу воссоединиться с дорогими мне существами в Тёмном Лесу. Тигр уничтожен, и Цветущим Мхам больше ничто не угрожает. Лениво глядя на солнце, я думал, что наконец-то смогу спокойно вернуться домой с победой. Но…куда? В родной Нордвальд? Тоска по родным зимним лесам зазвенела в сердце. Но… а нужен ли я буду там? Харальд превосходно управляет Народом, он прирождённый лидер и хозяин и в помощи старшего брата не нуждается. Я же, хоть и ношу по старшинству титул Великого Лорда, больше воин и скиталец, нежели правитель. Вернувшись в Нордвальд, я стану Тенью и продолжу одиночкой скитаться по Северному Лесу. Так что… жизнь у волков длинная, долгая, успею ещё проведать Север, а пока вернусь в Рэдволл, ставший для меня настоящим домом, уютным, светлым, полным друзей, где даже Тени найдётся своё место. И где лежит моя Хельга…

 

 

 

…Над волнующимся морем на уступе сидел воин-волк. Могучие плечи, привычные к долгому бою, устало опустились, серебристая кольчуга на боку зияла рваной прорехой, кровь испятнала белый, как снег, мех. Когтистые лапы по-прежнему сжимали окровавленный меч. В его льдисто-голубых прозрачных, как горные родники, глазах отражалось приближающееся к зениту солнце...

 

 

 

…Спустя почти луну я подходил к красным бастионам Рэдволла, чувствуя, как сильно колотится сердце. Меня заметили со стены, створки ворот раздались в стороны. Послышались весёлые крики, знакомые голоса, над головой звонко ударил колокол. А с крыльца, расталкивая рэдвольцев, уже бежал мне навстречу кареглазый мышонок…

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

By Nibelung

 

24.07.13. 03:08.

[Nibelung111]

 

Глава 1. Вечер в лесу.

 

В предвесеннем, бело-буром лесу дул промозглый ветер, качая мокрые ветви уставших мёрзнуть деревьев. Мокрый снег просевшими сугробами холмился между стволов, словно ноздреватая вата, в синевато-серых сумерках пасмурного вечера. Откуда-то очень издалека, словно из минувших сезонов, доносился стук дятла, не нарушавший, а словно бы оттенявший царившую в Лесу Цветущих Мхов тишину.

 

По еле заметной в снегах тропинке беззвучно пробирался одинокий путник. Сторожкий шаг, чутко подрагивающие уши, удобная и функциональная одежда без излишеств и торчащая из-под маскировочного «зимнего» плаща рукоять меча выдавали в идущем воина. Вот путник оглянулся, прислушиваясь к чему-то в глубине чащи, и стало видно, что это – белый как снег волк с глазами голубыми, как северное небо. Белая с разводами одежда сливалась с его густым мехом, а сам он почти не выделялся среди светотеневой мозаики леса.

 

Внезапно какой-то звук прервал симфонию тишины. Стало видно, как волк мгновенно напрягся и метнулся под сень огромного бука…

 

 

 

…Прижавшись к мокрому морщинистому стволу могучего лесного великана, я принялся усиленно вслушиваться в лесные звуки. Дробь дятла… треск какой-то хворостины… вот, опять..! Как будто кто-то кричит! И правда, откуда-то спереди и сбоку из густеющих сумерек донёсся тихий жалобный крик. Что же там происходит? Поправив за плечами меч и положив лапу на рукоять кинжала, я двинулся в ту сторону. Тихо прошелестели кусты, хрупнул под лапами снег, вокруг сомкнулись деревья. Спустя несколько десятков осторожных шагов мои уши уловили какой-то шум, возню, ругань… и снова чей-то вскрик! Словно бы кого-то слабого ударили… Ещё минута, и я, закутавшись в маскировочный плащ, лежал за кустом на краю небольшой полянки, на которой вокруг затоптанного кострища толклись несколько премерзкого вида существ. Ободранные, плешивые крысы, злобный хорёк с ржавой рапирой, закутанная в какие-то лохмотья от хвоста до носа невероятно тощая ласка…итого, где-то восемь зверей. Но кто же кричал..?

 

Вдруг дюжая крыса в помятом шлеме и с иззубренной саблей на поясе отступила в сторону, и я увидел привязанного к пню мышонка нескольких сезонов отроду в рваной одежде. Малыш вырывался, пытался освободиться от веревок, но пинок крысы заставил его вновь вскрикнуть и завалиться на бок в мокрый талый снег. Я заметил, что лапа у крысы была замотана грязным платком, на котором проступила кровь. Поправив повязку на лапе, крыса с руганью и криком: «Вот тебе, кусачее отродье!» вновь пнула мышонка. Однако, тут весело. Банда каких-то отморозков схватила малыша и теперь издевается над ним. И куда они его тащат? Ну, куда бы не тащили, а дальше с ними он не пойдёт. Кинжал удобно лёг в лапу…

 

Между тем, часть крыс отправилась собирать раскиданные в беспорядке вещи на другом краю поляны, хорёк с лаской принялись остервенело делить остатки какой-то отвратительной жидкости в замурзанной бутыли, а жирный крыс, баюкая свою укушенную лапу (молодец кроха!), подошёл почти вплотную к моему укрытию. Его мутные глаза на миг расширились, когда вздыбившийся у его лап снег превратился в огромного белого зверя, и уставились в вечность. В следующий миг окровавленный кинжал льдисто-огненной искрой пронёсся через поляну и вонзился прямо в пасть ласке, навек заглушив в ней ругательства. Древний Вольфклинг покинул ножны. Серебряная дуга перечеркнула хорька и, прежде чем его тело коснулось грязного снега, я был уже рядом с мышонком. Рассеченные верёвки спали с малыша, и он тут же отскочил подальше, но не убежал, а схватил воткнутый кем-то из бандитов в ствол нож и выставил его перед собой. Коротко звякнул благородный металл, мой меч с хрустом переломил ржавый тесак и сразил крысу, вторую… Взмах метрового клинка отшвырнул дротик, но второй оцарапал бедро и воткнулся в пень аккурат там, где за мгновение до того сидел маленький пленник. Вовремя я, однако… Одним броском я преодолел расстояние до врага, холодной молнией сверкнул в сумерках меч, двое противников лишились своих голов. Последняя крыса, вереща от ужаса, бросилась в лес, но я догнал её одним прыжком. Разлетелось выставленное крысой копьё, чистая сталь нашла чёрное сердце.

 

 

 

На краю залитой кровью и усеянной телами врагов поляны стоял огромный волк. В сгущавшейся темноте белел его мех, слабый ветерок колыхал плащ, похожий на облако тумана, поблёскивал окровавленный меч. Словно призрак из снежных дебрей Севера явился покарать злодеев… Холодным огнём горели синие, как сапфир в эфесе родового меча, глаза.

 

 

 

…Ну, вот и всё. Они заслужили свою участь… День прожит не зря. На бесконечном пути моей судьбы появилась маленькая спасённая жизнь. Кстати, где он?

 

Обернувшись, я увидел, что мышонок испуганно бежит ко мне, сжимая в тоненькой лапке ножик. А из-за деревьев вываливаются на злосчастную поляну новые бандиты…десятки врагов! Так это была лишь малая часть здоровенной банды! Меч, как живое существо, снова напрягся в моей лапе, словно бы самостоятельно принимая боевую стойку. Глаза уже наметили цели. Глухое рычание вырвалось из широкой груди. Они пожалеют, что посмели прийти сюда, тупые, никчёмные, трусливые твари… Но их слишком много для одного, даже для такого опытного воина, как я. И к тому же со мной ребёнок… Нет, они не получат его снова. Вступать в схватку со всеми равносильно смерти, а погибнуть я не имею права, я должен спасти малыша. Значит, придётся пробиваться и отступать. Говорят, где-то в этих лесах, в той стороне, куда я шёл, есть какая-то крепость... Во что бы то ни стало я должен доставить его туда. И я это сделаю.

 

 

 

…Многоголосый хор отвратительных голосов заставил вздрогнуть древний лес. Безобразная оборванная орда мерзких разбойников грязной волной растекалась по поляне, окружая застывшую, словно вылепленную из снега, фигуру огромного белого волка с длинным мечом в лапах, заслонившего собой сжавшуюся крошечную фигурку мышонка с ножичком…

 

….Они заходят с флангов и тыла, желая окружить нас. Ничего, меч быстро прорубит дорогу… Только бы они не начали метать дротики и стрелять, иначе – всё.

 

Случайно перехватив плотоядный жестокий взгляд одной ласки, устремлённый на скорчившегося позади мышонка, я почувствовал, как в душе начинает подниматься ледяная ярость, основанная на презрении и ненависти к противнику, не лишающая разума, но лишь предающая сил и стойкости в бою. Испуганно пискнул за спиной малыш… В этот миг я почувствовал себя настоящим волком-воином, потомком Вечного Севера, лордом Нордвальда. В моих жилах кипела кровь воителей Севера, моих предков, Повелителей Северных Земель. И кровь моего брата, Ховарда… Словно почуяв что-то, враги немного замешкались, замедлив наступление. Они всё-таки окружили нас, я слышал их за нашими спинами… Это нас и спасло. Боясь попасть в своих, они не стали метать копья. Подождав, когда зашедшие в тыл враги подойдут достаточно близко, я неожиданно рванулся к ним. Мой меч засверкал, разя и повергая на землю крыс, злобное ворчание врагов сменилось криком страха, когда пятый из них рухнул в сугроб. Враги кинулись скопом, со всех сторон, но узкий проход в их рядах был ещё свободен, и я толкнул туда мышонка: «БЕГИ!!!». И закрутилась стальная карусель… Привыкшие лишь грабить и убивать беззащитных крестьян, разбойники не могли справиться со мной, один за другим кулями валясь под лапы своим подельникам, но и я был не из железа. Всё новые и новые раны огнём вспыхивали на моём теле, белый плащ превратился в красную королевскую мантию от моей и вражьей крови, голова гудела от пропущенного удара дубиной, а кольцо врагов смыкалось всё плотнее… Неужели я так и не отомщу за тебя, Ховард… Надеюсь, мышонок уже далеко…

 

 

 

…Эхо лязга стали, воя, рычанья и криков разносилось по всему лесу, мутным водоворотом вращалось кольцо хищников, перемещаясь по поляне, а в центре кружился и рубил длинным мечом красный от крови волк. В глазах его плескалась синева ночи…

 

 

 

…Неимоверным усилием мне удалось прорвать сомкнувшийся вокруг меня круг смертельной стали. Я успел выдернуть из пасти ласки свой кинжал и теперь отступал, отражая удары им и мечом. Я устал, врагов было ещё полно, но и у них поубавилось прыти. Не меньше полутора десятков трупов бандитов валялось вокруг, и раз за разом мой меч находил брешь в стальной паутине их защиты, заставляя упасть в грязь нового врага. И без того слабый боевой дух разбойников, не привыкших к настоящему бою, упал ниже корней замерших в безмолвном ужасе деревьев. Мне удалось разорвать расстояние между нами. Один горностай и пара крыс было бросились за мной, но удар моего меча отсёк горностаю лапу с коротким палашом, а кинжал пронзил горло. Враг упал, а крысы бросились наутёк к своим. Врагов оставалось ещё около полутора дюжин, но снова вступать в бой они не спешили, и я этим воспользовался…

 

 

 

…Израненный волк, оставляя на снегу кровь, бежал по тонкому следу мышиных лапок. След то петлял между деревьев, то шёл ровно, то нырял в кусты, то проваливался глубоко в снег…

 

 

 

…Силы были на исходе. Глубокий после недавних снегопадов снег отнимал последние их запасы. Наконец между деревьев мелькнула знакомая одежонка.

 

- Эй! Стой, это я! Стой, тебе говорю! Охх, да тут под снегом болото..!

 

Наконец-то мышонок замедлил свой бег и остановился. Я увидел, что он тоже выбился из сил. Задыхаясь и отдуваясь, я подошёл к нему. Тот смотрел на меня внимательными и испуганными глазищами.

 

- Ты откуда взялся? Кто ты?

 

- Я Колин, я хочу домой! Отведи меня в Рэдволл! Я хочу есть! А ты точно не опасный?

 

Малыш засыпал меня вопросами. Однако, на подавленного случившемся он не похож. И надо бы почиститься, а то сам похож на какого-то злодея.

 

- Я не опасен для тебя. Вот, поешь. Ты из Рэдволла? А что это такое?

 

Уписывая хлеб с сыром за обе щеки, мышонок изумлённо вытаращился на меня.

 

- Как, ты не знаешь, что такое Рэдволл? Это же наше аббатство! Оно огромное!!! Я там живу, там все добрые, вот только слишком строгие и скучные. И тебя там обязательно заставят вымыться!

 

- И далеко твоё аббатство?

 

- Да! Нет!! Очень! Не знаю.

 

Малыш грустно повесил мордочку.

 

- Но ты же отведёшь меня туда?

 

Два карих озерка уставились, казалось, в самую душу. Ну что мне с ним делать? Придётся тащиться в этот его Рэдволл, хотя не собирался заходить в него. А пока надо отдышаться и почиститься. Я принялся оттирать мех снегом, который тут же стал розовым.

 

 

 

… Волк и мышонок устало брели через лес, увязая в сугробах. Вот они вышли на какую-то тропинку и пошли дальше, в ту сторону, где возвышалось краснокаменное аббатство.

 

Внезапно волк насторожился и выхватил меч…

 

 

 

…Неужели погоня? Уже очухались! Только этого нам ещё не хватало!!! Не уверен, что выдержу ещё один бой… К тому же, теперь они просто побьют нас стрелами и дротиками издалека. Надо ускорить шаг! Но малыш и так еле ковыляет…

 

 

 

…Убрав меч в ножны, волк подхватил на лапы детёныша и тяжело побежал. Из закровоточившей раны закапала яркая кровь…

 

 

 

…Вот уже где-то второй час я бегу вперёд. Мышонок еле трусит рядом. Один бы я ушёл, но оторваться от погони с ребёнком нереально. И сил всё меньше… Да где же это аббатство?

 

Но вроде бы враги начинают отставать. Может быть, Рэдволл уже близко? Ещё чуть-чуть, и я не смогу ни бежать, ни драться. И мышонок уже валится с лап… Но погони вроде бы не слышно, последние её звуки затихли несколько сотен шагов назад. Великие сезоны, неужто оторвались?

 

Но что это? Вроде бы там кто-то шевельнулся! Они не могли так близко и незаметно подойти! Или могли?!

 

 

 

…- Стой! Не двигайся! – Заснеженные фигуры вынырнули, казалось, из самой ночной тьмы.

 

Едва заслышав голос и уловив движение в зарослях, волк, мгновенно зашвырнув мышонка за спину и загородив его, выхватил из ножен тускло взблеснувший меч и попятился. В тот же миг в воздухе послышался тихий шорох, и арбалетный болт, пробив белое плечо, развернул волка на месте. Меч, выпав из повисшей лапы, исчез в сугробе по самую рукоять. Пропятившись по инерции несколько шагов и оставляя на снегу дорожку красных пятен, волк упал на землю…

 

 

 

…Внезапный сильный удар в правое плечо развернул меня вбок. Коротко сверкнув, верный клинок отлетел в сторону, а лапа бессильно повисла, как плеть. Отброшенный ударом назад, я попятился, не успев понять, в чём же дело… И тут пришла боль. Плечо словно взорвалось изнутри огнём, разрывая страданием плоть и гася разум. Лапы подкосились, и я провалился в сгущавшуюся тьму, ударившись раненым плечом о землю. Тьма неистово вспыхнула обжигающим пламенем и погасла. В последний миг мой слух уловил испуганно-протестующий крик Колина…

 

 

 

…На снегу застыл могучий силуэт распростёртого зверя. На его морде застыл оскал непримиримости и страдания, из залитого кровью плеча торчало оперение стрелы.

 

Над его головой склонилась маленькая фигурка плачущего мышонка. Вокруг них стояли несколько взрослых зверей: белки, выдры, ежи, мыши. Одна из мышей утешала мышонка, а двое белок сооружали из ветвей и плаща носилки. Вот наконец носилки были закончены, и пара здоровых выдр погрузили на них тело, а большой ёж взял на лапы всхлипывающего мышонка, и тот прильнул к его груди. Построившись, процессия пошла в ночь, растворяясь в темноте. Лишь казавшиеся чёрными капли замёрзшей крови темнели на белом снегу…

 

[крыска]

ЧИТАЮ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! Молодец, Нибелунг!! с иллюстрацией, прямо погружает в атмосферу) по мере чтения буду коментировать.

[Nibelung111]

Спасибо

[крыска]

Nibelung111

я немного уменьшила картиночку, чтобы не растягивался текст, ты не против?

[Nibelung111]

СПАСИБО!!! Уряяяяяя

[крыска]

Nibelung111

Отличная сага, Нибелунг! Я сейчас где-то на трети рассказа. Нравятся твои описания, имена очень красивые - мне почему-то сразу понравился злоя тигр, эх я(((((

Думаю скоро волк и мышонок подружатся! Вообще напоминает как будто я читаю древние рукописи, очень изысканное описание. Нравится!

[крыска]

Я сейчас на 2-й главе. МОЛОДЧИНА! красочные описания, все события будто встают перед глазами, трогательна дружба между мышонком и волком и вообще.. похоже на старинную сагу. МОЛОДЕЦ!

[Nibelung111]

KPbICKA

Спасибо!!!!!!! Я старался :)

 

мне почему-то сразу понравился злоя тигр, эх я(((((

 

ну и хорошо :)

[Чёрное Крыло]

Превосходный рассказ! Давно мне не встречалось ничего подобного на рэдволльскую тематику. Читается над одном дыхании благодаря ярким, объемным описаниям и сильному сюжету. Более всего понравились образы главного героя-белого волка и его друга-мышонка как пример чистой, необычной для этого мира дружбы между хищником и мирным жителем. Радует также контраст между настоящими воинами-хищниками с Севера и обычным разбоничьим сбродом без совести и чести. Это красочный пример того, что хищник хищнику-рознь.

Хорошо вижу, что на создание этой истории ушло немало сил и времени. Желаю творческих успехов!

[Мордукан]

Мне понравилась ловушка типа арбалета. Меня увлекает тема оружия. Откуда появилась такая идея?

[Nibelung111]

Чёрное Крыло

Большое спасибо!!! :)

 

Мордукан

Из ночных дискотек соседей Хотелось ответить им с утра чем-нибудь таким

Да вроде видел-слышал где-то давно...